Арто Паасилинна - Тысяча Чертей пастора Хуусконена

Пасторша Саара Хуусконен, в девичестве Линдквист, преподавательница шведского языка в средней школе Нумменпяя, тоже хотела бы перебраться в более преуспевающие и оживленные края, но в эту тяжелую пору безработицы вакансий не открывалось, и 49-летнюю преподавательницу шведского, в сущности, нигде не ждали. Ничего удивительного здесь не было, равно как и вины Оскари Хуусконена, но пасторша все равно попрекала мужа за то, что им до скончания времен придется оставаться в убогом Нумменпяя, где зимой темно и безрадостно, а летом потно и полно навозных мух, откормленных жидкими деревенскими удобрениями. Будь Оскари по натуре хоть немного более пронырливым, то есть в хорошем смысле более сговорчивым и способным к руководящей работе, перед ним наверняка открылись бы самые разные должности в церковных кругах. В конце концов, первостепенная задача священников – проповедовать милосердие и скромность. Какой тогда черт обуял Оскари, что в своей жизни он часто претендовал на роль высшего критика и желал спорить о пустых богословских вопросах? Рассудительный священник держал бы рот на замке, тогда ему предложили бы место в диоцезе в центре, в Хельсинки, а через надлежащее время он стал бы епископом. Сначала позаботился бы о том, чтобы вызволить жену из чащи, а затем пускай бы себе скандалил из-за религии.

Нынешняя воскресная проповедь основывалась на отрывке Ветхого Завета, где Моисей говорит Иисусу Навину:

Выбери нам мужей, и пойди, сразись с Амаликитянами .

Пастор Оскари Хуусконен проповедовал о борющемся народе, отметив, что европейское сообщество не сможет помочь финнам, если им будет недоставать веры, если они позволят себе опустить руки в решающий момент. Он также вторил 2-му стиху 1-й главы Книги пророка Авдия:

Вот, Я сделал тебя малым между народами, и ты в большом презрении.

Проповедь была неприятная. От слов священника у прихожан загорались уши. Да, мало кто из нас, людей, безгрешен, а народы безгрешными не бывают вовсе, и эти угрозы из книги пророка Авдия падали на удобренную Хуусконеном благоприятную почву.

– Целые народы могут быть рыкающему льву подобны, – подчеркнул пастор.

Пастор Хуусконен отпел дробильщика щебня Аарно Малинена, коротко прозвонили колокола, а затем наступила очередь венчания. Невеста Маркетта Хаапала, дочь владельца бетонного завода, белая, как мука, простоватая женщина, была близко знакома Оскари Хуусконену благодаря его душеспасительной работе как духовно, так и – стыдно признать – телесно. Маркетта была беременна и инфантильна. Однако к настоящему моменту общественность знала, что ответственность за беременность Маркетты лежит на Ханнесе Лоймукиви, и в результате мощного давления он согласился вступить с ней брак. Пастор Оскари Хуусконен лично обсудил дело с Лоймукиви, разговор у них вышел очень напряженный.

Под свадебный марш Мендельсона пара направилась через неф к алтарю. Казалось, все было в порядке – если не принимать во внимание неразговорчивость жениха. В церковный зал стеклось море народу: присутствующие на службе стремились собственными глазами увидеть, как заключается этот неравный брак.

На середине пути пары к алтарю в церкви погас свет. Отключилось электричество. Пастор Хуусконен мысленно выругался. Да будет свет! В темноте старой деревянной церкви Хуусконен не хотел венчать именно эту пару. Но вот глаза пастора наконец-то ее отыскали. Он окинул жениха и невесту строгим взглядом и начал церемонию. Он решил использовать более длинный план венчания, приправленный большим количеством цитат из Библии. В то же время стоило произнести ободряющую речь, которую он хотел адресовать в первую очередь жениху. Поучить жизни этакого хитреца было явно необходимо.

Пастор Хуусконен выстроил свою речь вокруг 27-го стиха 12-й главы Книги Неемии:

При освящении стены Иерусалимской потребовали левитов из всех мест их, приказывая им прийти в Иерусалим для совершения освящения и радостного празднества со славословиями и песнями при звуке кимвалов, псалтирей и гуслей.

Он сказал, что ныне в приходе Нумменпяя радуются, как тысячи лет назад при открытии нового храма в Иерусалиме; сейчас и здесь, в Богом забытой глуши, звучит музыка, пусть и не кимвалов, но хотя бы аккордеона, а гости едят превосходные вкусности поварихи Астрид Сахари, танцуют и поют. Среди всех этих земных радостей надлежит, однако, помнить, что за праздником всегда следуют будни, а в буднях необходимо уповать на Бога и жить добродетельно.

В этот момент в церковь забежал полупьяный забулдыга. Минуту назад он, шатаясь, плелся из кабака по дороге, где ему довелось стать свидетелем жуткого происшествия – смерти Астрид Сахари и медведицы у высоковольтного столба. Пьяница огласил:

– Стойте! Астрид Сахари залезла с медведем на столб ЛЭП! Они там дымятся! Оба коньки отбросили!

Венчание остановилось из-за всеобщего беспорядка, который еще больше усилился, когда в церковь прибежал еще и архитектор здания муниципалитета и больницы Райнер Хюхкенен. Он громко прокричал с порога, что в подвале больницы срочно требуется помощь крепкого мужика: надо запустить дизельный мотор, который при перебоях с электричеством вращает электрогенератор. Под маской дыхательного аппарата сейчас корчится пациент, поэтому завести мотор необходимо сию секунду.

– Его надо покрутить, аккумулятор разряжен, а я крутить один эту дьявольскую штуковину не могу!

Пастору Оскари Хуусконену оставалось только сообщить прихожанам, что венчание приостанавливается, но продолжится позже, о времени будет сообщено дополнительно – по возможности сразу, как с бедствием в селе справятся. Толпа бросилась из церкви, не дослушав объявление пастора, впереди всех – жених. Лишь бедная невеста осталась – она упала на церковную скамейку, сжимая в дрожащих руках букет, собранный из самых красивых майских полевых цветов. В глазах оробевшей женщины блестели слезы.

На пару с Хюхкененом Оскари Хуусконен рванул к подвалу стационарного отделения больницы. Пробегая мимо трансформаторной будки, пастор увидел у высоковольтного столба две дымящиеся фигуры, по которым невозможно было понять, кто из них повариха, а кто медведица. Времени подумать над этим сейчас не оставалось, надо было бежать запускать дизельный мотор, чтобы аппарат искусственного дыхания снова заработал и жизнь пациента оказалась спасена.

В подвале больницы Хуусконен толкал плечом заводную рукоятку, пока мастер регулировал датчики; мотор с шумом завелся, живительный ток заструился по больничной электросети, дыхательный аппарат ожил и бывшего искусственного осеменителя Тисури, из последних сил цепляющегося за жизнь, опять смогли подключить к кислородной маске. Вспотевшая медсестра побрела в комнату отдыха, держась за сердце.