Василий Боткин - Письма об Испании

Несмотря на то что слово «конституция» здесь есть лозунг всего, что, не будучи карлистом, недовольно правительством, ни одна конституция не была приведена здесь в исполнение. Не от того ли это, что здесь у народа нет чувства законности {66} , что он с прежнею беспечностию дает себя судить своим пристрастным алькальдам {67} , наконец, что попеременно апатический и страстно-стремительный гений этого народа ничего не разумеет в деле политики. И в Испании постоянно делают и переделывают конституции — и никто в них не верит; составляют законы — и никто им не повинуется; издают прокламации — их никто не слушает; наконец, есть две Испании: одна — земля примерная, народ могущественный, героический, народ великих людей, предводимый еще более великими людьми, которые во всем успевают: это Испания журналов, ораторских и министерских речей и прокламаций; но вглядитесь пристальнее, проникните глубже, и вы ощутите тогда Испанию настоящую, Испанию разоренную, распустившуюся, без администрации, без финансов, без общественного духа. Испанию, изнуряемую постоянно внутреннею войною, усталую от всех этих дипломатических интриг, фантастических конституций.

Едва ли какой народ в Европе одарен этою стойкостию, этою способностию свыкаться с своим бедственным положением, как испанцы. Арабы завоевали Испанию в два года {68} , — испанцы употребили почти 800 лет на освобождение страны своей от чуждого ига {69} . Читая о беспрерывных смутах арабов, о их внутренних раздорах, дивишься, как испанцы так долго не могли отбросить это африканское племя. Но, знать, и тогда было то же, что теперь. Почти каждое лето испанцы одерживали верх; но вместо того чтоб преследовать свою удачу, они спокойно расходились на зиму по домам проживать приобретенную добычу, в ожидании следующей кампании. Неприятель между тем восстановлял свои силы, и на лето снова начиналось дело. Лишь гораздо позже, когда все арабское царство сосредоточивалось уже в одной Гранаде, испанцам пришло в голову быстро стеснить и покорить его: и это стоило одного легкого похода. Война против неверных вошла в нравы, в нужды Испании; набеги на арабов возобновлялись периодически. В продолжение всех этих веков не встречаешь никакого плана, никакого соображения, преследуемого в течение нескольких лет; грозная близость неприятеля не мешала в лагере испанцев ни распрям, ни ссорам за наследство, ни междоусобным войнам, ни даже тому, чтобы, соединясь с арабами, воевать против своих же. Нечто из этих бродячих нравов, из этой привычки к похождениям сохранилось и теперь; отсюда отсутствие одной постоянной воли, беспечность, которая все оставляет на долю случайности. Во многих отношениях Испания столько же принадлежит к средним векам, сколько к нашему времени; многое в ней странно, но не бессмысленно. Она много назади, но далеко не поражена тою нравственною окаменелостию, которая заставляет отчаяваться за будущность народа. — Скорее должно дивиться, соображая исключительные, роковые обстоятельства, которые так долго сдерживали политическую жизнь. Испании, как она еще не более назади, как еще успела она сохранить в себе эти энергические семена жизни!

Всего более заставляет верить в будущность Испании редкий ум ее народа. Когда имеешь дело с людьми из простого народа, совершенно лишенными всякого образования, невольно изумляешься их здравому смыслу, ясному уму, легкости и свободе, с какими они объясняются. В этом отношении, они, например, далеко выше французских крестьян {70} . В них нет их грубости, их умственной тяжеловатости. Умственная сфера испанца не велика, но то, что он понимает, он понимает верно; и если воспитание и здравые идеи разовьют их умственные способности, испанцы внесут тогда и в высшие сферы жизни это прямодушие, эту отчетливость, которые, кажется, врожденные им и которые теперь прилагаются у них только к самым мелким интересам. Среди этих бесчисленных смут, раздирающих Испанию, чувствуешь какую-то необходимость беспрестанно оглядываться назад, хотя бы для того, чтоб сколько-нибудь облегчить настоящее от ошибок и несчастий, завещанных ему прошедшим, для того чтоб сохранить веру в народ, который, несмотря на три несчастных века, умел сберечь в себе свои природные качества, столь прекрасные и драгоценные.

Вы не можете представить себе, как отрадна здесь прохлада; надо испытать зной здешнего дня, чтоб чувствовать, что такое свежесть утра. Вот уж целый месяц небо здесь постоянно безоблачно. Каждое утро наслаждаюсь я свежестью за своим скромным завтраком. Надобно вам сказать, что испанский завтрак состоит обыкновенно из самой маленькой чашки густого шоколада на воде, к которому подают несколько тонких ломтиков хлеба. Этот неотразимый завтрак вам равно дают и в последней, уединенной венте, так же, как и в первой гостинице Мадрита. Утром кофе испанцы не пьют, и очень редкие пьют его после обеда. На меня особенно приятно действует здесь естественность женщин. Вам, может быть, эти слова покажутся неясными, но чтоб понять их, надобно долго жить в Париже, где женщина искусственна с головы до ног. Правда, что француженки очень грациозны, но правда также и то, что большею частию эта грация — изученная. Разумеется, везде есть натуры, так сказать, счастливые, потому что естественная грация — своего рода талант; ей нельзя выучиться: с нею надобно родиться. Испанки не грациозны в смысле французском, но они естественны, и надо также признаться, что естественность эта сначала жестко поражает глаза, привыкшие к тонкой французской жеманности. Только в этом отношении между итальянками и испанками есть сходство. Испанка не обдумывает ни манер своих, ни походки: они у нее прямо и смело выходят из ее природы, и хоть часто отрывисты, резки, но зато живы, оригинальны, выразительны и пленительно просты. Француженка — кокетка по природе, умеет с удивительным искусством выставить все, что в ней есть красивого; она глубоко изучила все позы, все движения; это воин страшно вооруженный, бдительный и лукавый {71} . Испанка как будто не знает о красоте своей; по глубокому чувству стыдливости она скорее скроет, нежели обнаружит красоту своих форм. Женщинам в Испании не оказывают тех в сущности пустых знаков приторной вежливости, какими осыпают женщин во французских обществах. Замечательно, что не так еще далеко то время (лет 15), когда девушек здесь учили только читать, из опасения, чтоб они не писали любовных записок {72} . Это я слышал от одной очень умной и пожилой дамы хорошего общества. Политические волнения еще более уединили здесь женщину. В борьбе партий здесь женщина не принимает участия, а семейная жизнь, конечно, всего меньше может развить потребность образования.