Валентин Аккуратов - В высоких широтах

Задержка происходила оттого, что со стоянок самолеты надо было подтаскивать трактором на взлетную дорожку.

Обычно на аэродромах было по одному трактору, а снег лежал глубокий. Взлетевший первым самолет, чтобы не тратить зря горючего, ложился на курс, не дожидаясь остальных. Если же удавалось взлететь всем в короткий промежуток, то в воздухе приходилось расставаться из-за плохой видимости, полета в облаках или тумане.

Самолет поднимают домкратом.

Флагманский корабль «СССР Н-170» обычно уходил в полет первым, не дождавшись нас из-за неполадок на аэродромах, или терял нас в воздухе при плохой погоде. Водопьянов и Спирин с явным смущением встречали нас на аэродромах посадки, а мы посмеивались над ними, называя их «генералами без армии».

Труднее всего доставалось «СССР Н-169». Не имея хорошей, надежной радиостанции и радиста, идя почти без связи, вслепую, мы, однако, не отставали от экспедиции и не были ей помехой. Большую помощь нам оказывал радиополукомпас, но уже от Нарьян-Мара мы начали замечать, что чувствительность его стала падать. Так как это были экспериментальные приборы, не прошедшие серьезных испытаний, то еще в Москве при их установке штурманы настояли на том, чтобы в запас были взяты радиокомпасы.

Подвозка лыж к самолетам на санях.

На Маточкином Шаре, где из-за погоды мы задержались на 5 дней, я, посовещавшись с Мазуруком, поставил себе радиокомпас, не снимая одновременно и радиополукомпаса. То же самое, но уже на острове Рудольфа, когда радиополукомпас окончательно отказал, сделали и остальные корабли. Но радиокомпасов было всего четыре, а самолетов пять. Тогда Шмидт распорядился снять радиокомпас с нашего корабля и поставить его на «СССР Н-166», так как разведчика нельзя было выпускать в полет без такого прибора, обеспечивающего возвращение на свою базу в любую погоду. Расставались мы с этим прибором очень неохотно, к тому же стало известно, что груза у полюсной экспедиции так много, что на полюс полетит и «СССР Н-169» в строю с остальными.

На Маточкином Шаре экспедиция впервые познакомилась с «гостеприимством» Арктики. Здесь наш экипаж едва не лишился возможности принимать участие в дальнейшем полете.

Зная о господствующем направлении страшного ветра «бора», достигающего ураганной силы, все командиры кораблей поставили свои самолеты на якорных стоянках носом к предполагаемому направлению ветра, крепко привязав их к бревнам, заделанным в лед пролива. Командир «СССР Н-172» А. Д. Алексеев, не веря в надежность такого крепления, рассудил по-своему: самолет, стоя носом к ветру, благодаря углу атаки крыльев и стабилизатора будет стремиться при сильном ветре оторваться от земли и тем усиливать напряжение тросов крепления; если же поставить самолет строго хвостом к ветру, то сила ветра, благодаря обратному углу атаки, будет прижимать самолет к земле и тем самым ослаблять напряжение тросов крепления. Теоретически он был прав. Обладая большим авторитетом среди летного состава, А. Д. Алексеев нашел даже последователей, но, к счастью, неожиданно обрушившийся ветер не позволил переставить самолеты по его способу.

Смена колес на лыжи.

Начавшийся в ночь на 15 апреля «бора» задул с такой силой, что двухмоторный самолет «СССР Н-166», стоя на привязи, подпрыгивал на лыжах, а винты всех кораблей медленно, как мельница, проворачивались. Чтобы пробраться от зимовки к якорной стоянке, приходилось ползти вдоль натянутого троса, отдыхая через каждые 5—7 метров, так как глаза и ноздри забивала снежная пыль.

Находясь в самолете на вахте, мы с ужасом сознавали, что можем быть только пассивными наблюдателями, так как никакой реальной помощи самолетам против этой разъяренной стихии оказывать не могли. Как удары тяжелого молота, обрушивался ветер на корабли, отчего возникали дикие, ноющие звуки в крыльях и пронзительный свист в антеннах. На лыжах быстро нарастали сугробы наметенного снега. Этот снег был нашим помощником: засыпая лыжи, он своей тяжестью помогал удерживать самолеты на месте.

Каждый раз, как только после смены вахты, полузамерзшие, превращенные в оледенелый ком, мы вползали в кают-компанию зимовки, сейчас же отыскивали кого-нибудь из экипажа Алексеева и спрашивали: «Ну как, держится?» — «Отлично, как вкопанный», неизменно отвечали нам. Кажется, все было хорошо. Ветер уже стал затихать, как вдруг в кают-компанию ввалился бортмеханик Сугробов и, мрачно сплюнув, проговорил, отдирая сосульки льда от бровей: «Чортова теория, всегда она ничто без практики. Оторвало хвост», закончил он, тяжело опускаясь прямо на пол. Быстро одевшись, все бросились к самолету.

Сквозь тучи снежных игл, бросаемых порывами ветра, было смутно видно, как у высокого хвоста «СССР Н-172» возились люди, закрепляя оторванный руль поворота деревянными брусьями. Был сломан баллер руля. Ошибка Алексеева заключалась в том, что он не учел изменения направления ветра, когда он стал затихать. Это направление изменилось градусов на тридцать, и боковой ветер сломал руль. Еще хуже чувствовали себя мы. Наш «СССР Н-169» был запасным, и если руль нельзя исправить, то снимут наш и поставят на «СССР Н-172», а экипаж останется на Маточкином Шаре.

Положение спасли золотые руки наших бортмехаников — Сугробова, Шекурова, Бассейна, Гутовского и инженера Тимофеева. Баллер был восстановлен, и на рассвете 19 апреля корабли поднялись в воздух. Они направились вдоль берега Новой Земли, набирая высоту, чтобы перевалить через горы и потом взять курс на остров Рудольфа — исходную точку для штурма полюса.

Стояло чудесное арктическое утро. Впервые корабли летели на виду друг у друга. Почти прямо на севере взошло огромное красное солнце. Оно медленно поднималось, обливая потоками пурпура белоснежные горы Новой Земли. На вершинах гор был день, но у подошв, на южных склонах, фиолетовые тени, заполняя ущелья, создавали ночь. С любопытством мы наблюдали эту феерию игры теней и красок. Вдруг ко мне в рубку вошел Я. Д. Мошковский и, удивленно показывая рукой на солнце, проговорил:

— Что случилось? Почему изменили курс? Должны итти на север, а идем куда-то на восток.

— Идем верно. На солнце не обращай внимания, скоро оно совсем не будет заходить. Важно его склонение.

Дело в том, что в момент нижней кульминации солнце находится прямо на севере, поэтому при увеличении его склонения оно там и всходит. «Восход» солнца «на севере» особенно взбудоражил наших корреспондентов. Не веря летчикам, которые их часто разыгрывали, они сначала отмахнулись, как от очередной шутки, когда им показали на солнце, а потом вдруг очень забеспокоились, услышав, что кто-то из механиков сказал, что идем обратно, на восток.