Клементина Бове - Королевишны #3колбаски [litres]

– Не понимаю, зачем вам надо обязательно называться «Колбасками»! – возмущается мама. – Ужасное слово.

– А мы его сделаем прекрасным. Вот увидишь! Или, по крайней мере, громким.

(Рубрика «Житейские хитрости» от тётушки Мирей: возьмите брошенные вам оскорбления и сделайте из них элегантную шляпку.)

Воскресный вечер выдался тёплый, и в 22:00 мы жадно хомячим на улице пиццу, созерцая наше творение, а также лужайку Филиппа Дюмона и моей беременной мамы; пёс Мурлыка под шумок ворует целые куски пиццы, а кот Колобулька скачет как блоха, гоняясь за мотыльками-самоубийцами, которые со всего маху врезаются в наши фонари.

Жизнь – балдёж, и правда балдёж, когда сидишь вот так, под ночными светилами.

И в довершение всего одно светило заговаривает со мной:

– А что ты собираешься сказать своему биологическому отцу, когда его встретишь?

– Ещё не знаю. Ну, представлюсь для начала. Поставлю его перед фактом, понимаете? Посмотрю, как у него вытянется физиономия, когда до него дойдёт, что это я писала ему все те письма.

– А потом?

– А потом без понятия, буду импровизировать.

– Будь я на его месте, я бы скорее обрадовался, что ты моя дочь.

Я негодую:

– Я вам в дочери не гожусь!

– Так чего ты мне выкаешь тогда?

– Да это тут ни при чём. Это вопрос уважения.

– Можешь говорить мне «ты». А то дебильно как-то: будто я твой препод.

Он кусает свою кальцоне, я ловлю мотылька, чтобы позлить Колобульку – он как раз за ним крался. Бедняжка трепещет у меня между пальцев. Колобулька пробует подступиться, тихонько цапает меня лапой.

– Ладно, давайте на «ты». В смысле, давай… В общем, будем на ты.

– ОК.

– А вы, то есть ты – что скажешь этому Шегубу?

Солнце улыбается луне.

– Буду импровизировать.

Ещё чуть больше недели учёбы, и через две недели мы едем.

И остаётся последнее, в какой-то степени важное дело: тренировки.

– Эй, Колбаса, это что, правда? Говорят, ты каждый день встаёшь в пять и чешешь на велике по Сейонскому лесу?

Меня зажимают в коридоре перед последним в году уроком ИЗО.

– О! Привет, Малыш!

– Ты что, сдурела, корова, я тебе не Малыш!

Мало в сопровождении здоровяка Реми, постоянно изрыгающего дурацкие смешки с конопляным душком, и коротышки Марвена в найках с толстой подошвой, которыми, вкупе с надутыми мускулами, он надеется компенсировать девчачий рост.

– Больше не хочешь быть колбасиной, да? Решила наконец стать женщиной? Увидишь, тебе понравится.

Глупый гогот Реми. Я:

– Ого, а ты, похоже, в теме. Что, тоже решил стать женщиной?

Глупый гогот Реми. Мало:

– Заткнись. Что вы там задумали с теми двумя толстухами?

– Ты о чём, Малыш, дорогой?

– Валид видел, что вы ездите на великах в Сейонском лесу как три свиноматки.

– А он видел, как свиноматки ездят на великах?

– Заткнись. Зачем вы там катаетесь?

Раздаётся звонок, из класса ИЗО высовывается кудрявая голова мадам Кансон и сзывает войско.

– А почему бы нам не кататься? У нас свободная страна.

– Не держи меня за идиота, мне звонила Элен Вейра, просила ответить на что-то там для новой статьи.

– Кто-кто, говоришь?

Но теперь – теперь он не шутит. Он прижимает меня к стене с удивительной, должна признать, силой.

– Журналистка из «Прогресса». Вы с ней связались и сказали, что готовите что-то, какую-то колбасную замуту. Заткнись! Дай договорю. Она сказала, что вы задумали что-то серьёзное. Что хотите отомстить или что-то в этом духе. Да заткнись, шалава! Дай договорить. Не знаю, что вы там выдумали, но если решите мне подгадить из-за этого конкурса, решите меня опозорить, выставить дураком, я вам бошки разнесу, усекла? Разнесу ваши жирные коровьи бошки! Шкуру тебе проткну.

– Мало, Реми, Марвен, на урок! И Мирей тоже! Хоть это и последний урок в году, опаздывать нельзя.

Мало меня отпускает.

Чувствую лёгкую слабость в коленях – но, в конце концов, чего я хотела, если третий день встаю в пять утра и два часа кручу педали в Сейонском лесу до уроков. И вечером ещё два. Это нормально, что суставы немного дают слабину.

Вечером я звоню Элен Вейра:

– А вы нахалка, честное слово. Когда статью про нас пишете, нашего мнения не спрашиваете, а тут первым делом выбалтываете всё Мало?

– Вы не говорили, что я не должна этого делать.

– Я думала, это и так понятно. Больше так не делайте, а то мы не расскажем вам, зачем мы всё это затеяли.

– Но… я думала, просто чтобы насолить Мало.

– Он тут вообще ни при чём. Всё куда глобальнее. Следите за нами, и всё увидите.

– Вы не хотите сказать мне сейчас?

– Нет. Каждый день мы будем сообщать вам что-то новое. А 14 июля вы узнаете всё.

И Элен Вейра глотает наживку. На данный момент она знает только, что мы готовимся к велопробегу из Бурк-ан-Бреса в Париж и что по пути будем торговать колбасками. С какой целью? Что мы будем делать по приезде? Тайна.

Как бы то ни было, «Прогресс» клюнул. Первая статья выйдет в день нашего отъезда, то есть с утра 8 июля.

А мы тем временем тренируемся, тренируемся, тренируемся. Утром и вечером.

– Ну, Мирей, – замечает мадам Лиз, наша энергичная физручка, – ты сегодня бегаешь как антилопа!

– Да, мадам, это, наверное, от радости, что каникулы скоро.

– Ну ясно… Жаль только, что твой спринтерский талант заставил себя ждать до последнего урока в году.

– Как думаете, мадам, побью я Усейна Болта?

– Ну, все сбережения я бы на тебя не поставила, ЗАТО МОГУ СКАЗАТЬ, – продолжает она громче, – ЧТО МАЛО С ДРУЖКАМИ ТЫ ТОЧНО ПОБЬЁШЬ, ЕСЛИ ОНИ ТАК И БУДУТ ПЛЕСТИСЬ КАК УЛИТКИ.

Услыхав такую чудовищную угрозу, Мало сверлит меня взглядом и со всех ног бросается по дорожке.

– Но мадам, – кудахчет Реми, – Мирей мухлюет, мадам, она по утрам гоняет на велике в Сейонском лесу! (Глупый смешок.)

– Я назвала бы это не мухлежом, а правильным распорядком дня, – отвечает мадам Лиз. – И на твоём месте, Реми, присоединилась бы к ней, вместо того чтобы дымить перед школой с восьми утра…

Окрылённая, я решаю пробежать три-четыре дополнительных круга. Кто-то смеётся над моей рожей. А я смеюсь над ними: они задыхаются, умирают, а я лечу. Лечу!

И вот наконец наступает час расставания на «летний перерыв», как говорит директор. Слёзы, рыдания, долгие объятия. Или, в моём случае, короткое «пока» в стенах лицея, прежде чем снова встретиться с Хакимой и Астрид уже за ними.

Целоваться нам нечего – вечером нам предстоит откатать семь километров в Сейонском лесу, втроём, плечом к плечу, а затем ещё час – с прицепом. Прицеп до того тяжёлый, что за этот час мы потеем, как сыр под колпаком…

Потом – душ, ледяной, такой живительный для наших измочаленных телес, горящих суставов, кроваво-красных щёк. А после – навернуть по тарелке макарон, слопать гору рисового салата да закусить пирогом. И провалиться в сон такой глубокий, что не будят даже когти Колобульки, который принимает мои большие пальцы на ногах за мышат.