Тимофей Гуженко - Океан. Выпуск четвертый

— Ну, Веня, зрение у тебя!

— Погоди! — Веня зло уставился на Ванюшку. — Ты его, рыбкин, работать научишь, рыбу обрабатывать — уж он те помотает нервы. А только научишь, тут и рейсу конец, а? Выскочит он на пирс и ручкой помашет: адью, рыбачки… Что, не так? Не так, Ванюшка?

Ванюшка только хлопал белесыми ресницами. Бледный стоял, то ли укачивался сильно, то ли его пугала Бенина агрессивность.

— Ну, что молчишь? Рейс сделаешь — в кусты? Ты и сейчас бы списался, да? Плохо тебе уже? — не унимался Веня. — Погоди, это еще лишь цветочки, мы еще не начинали работать — ягодки впереди.

Ванюшка глотнул слюну, молча поплелся назад в прачечную.

— Ты что, Веня, с цепи сорвался? За что на человека набросился?

— А чего ему дома, в своем совхозе, не сиделось? Чего он здесь позабыл, в море?

— Твое-то какое дело! Может, у парня мечта! Ты сам что, сразу моряком стал? В тельняшке родился?

— Я на подлодке служил, понял?

— Ну, не все же одинаково приходят к морю…

— Я на этих туристов… маменькиных сынков… насмотрелся! — Веня презрительно хмыкнул, снова схватился за черенок. — Никуда они не приходят, они только уходят, после первого же рейса смываются. — Он с силой завращал черенком в бочке — посередке широкая воронка образовалась. Веня высказался, поизрасходовался философски, теперь ему надо было раскрепоститься физически.

20 ноября

В каюту к нам часто заглядывает консервный мастер Алексей Ушаков, крепкий плечистый мореман, прошедший суровую школу Управления экспедиционного лова (УЭЛа) — Леха-уэловец. Травим разные байки, вспоминаем морские были и небылицы.

Леху я как бы в одном измерении привык видеть — прям, грубоват, под стать морячкам из своих баек, натур сильных, цельных, как в рассказах Джека Лондона. Но вот сегодня Леха в другой плоскости слегка приоткрылся, честно признаться — поразил…

Я книгу читал — «Росстань» Альберта Гурулева. Леха бесцеремонно вырвал книгу из рук (уэловец!), раскрыл, прочитал первый попавшийся абзац и говорит:

— Забил. Вещь. У меня глаз верный. Я прочел этот абзац:

«В пыль дороги ударили первые крупные капли дождя. Воздух стал плотный — хоть разгребай руками. Утих ветер, замерли в ожидании тополя. Только листочки стремительно проносятся над самой землей да старая осина мелко-мелко вздрагивает широкими листьями. Гром перекатывается ближе, уверенней…»

Зримо, экономно, как у Чехова. И нет гипноза имени. Но Леха-уэловец обратил внимание, забил. Вот что значит настоящая литература. Я совсем расчувствовался: не рыбой единой жив рыбак… А Леха зевнул, потянулся, аж затрещали кости, глаголет:

— Тупеешь тут, по морям… Все рыба, рыба… Я со своей женой в компании теряюсь, не знаю, чего говорить. Только рот раскрою, она локтем шпыняет: молчи, дурак, не срами…

Ну, господи благослови, начали рыбалку. На моей смене отдали первый трал. Неплохие уловы окуня и камбалы. За смену расфасовали двенадцать, выбили десять тележек (в одной морозильной тележке около полутонны рыбы). Маловато, конечно, но все правильно: идет наладка, доводка рыбцеха. И матросы пока работают не в полную силу: одни не умеют, их надо обучать, другие за долгий перерыв на берегу (отпуск, отгулы) потеряли квалификацию…

Я в начале смены за бункером был (транспортер что-то закапризничал), мельком, однако, отметил — бродит Ванюшка Мороз по цеху совсем потерянный. Новенький фартук на нем до палубы, в руках нож шкерочный, на боку другой; глаза у Ванюшки огромные, печальные, как у кота на печке… Колумб! Надежда и гордость тралового флота. Я его на шкерку рыбы поставил, показал, как это делается, а сам за электриком побежал, чтобы тот транспортер проверил.

Возвращаюсь и вижу: пилит Ванюшка треску, пот с него градом.

— Ну-ка, покажи нож!

Точно, тупой у него нож, что колун, таким много не наработаешь. Отдал Ванюшке свой на время, ему же наказал после вахты наточить нож, чтобы был как бритва.

…Через несколько часов начали выбивать из тележек замороженные брикеты рыбы. И сразу же стало ясно — не ладится, не идет работа. В прошлом рейсе у меня на этой операции мастера подобрались — асы. У Васи Онучина, помню, когда четыре часа подряд подергает из тележки противни, одна рука становилась длиннее другой на десять сантиметров. Точно, комиссию создавали, меряли. Сейчас на выбивке дела плохи.

Веня-слон вначале сам напросился стать на глазуровку мороженых брикетов. Часа два поработал, понял — тяжело, и на попятную: нет, рыбкин, я на глазуровке не буду, из формы вышел, я лучше дергачом стану… Ладно, я его, что называется, уважил, а на глазуровку Гриню Черного назначил. Тот через полчаса натер мозоли, ладони мне показал в волдырях. И этого надо заменять. Пока думал-гадал кем, Шурик Буряк, веселый кузнечик, сам припрыгал. Он всегда там, где труднее, я еще по прошлому рейсу заметил. Ну, пробуй, Шурик.

Веня-слон выхватил противень из морозильной тележки — и на стол. Шурик этот противень в ванну с водой скорее; крышку снял, а вот брикет с рыбой не вываливается. Надо, чтобы он легко выпадал, а он ни в какую — в этом вся трудность. Шурик на вытянутых руках трясет противень, двенадцатью килограммами трясет, — нет, не выпадает брикет. А Веня уже очередной сует, торопит… Еще трое матросов ждут — конвейерная линия нарушена. Тогда Шурик головоруб схватил, поддел острым лезвием между стенкой противня и брикетом, снова трясет, вот теперь порядок, выпал… Да, так много не наработаешь. Однако и Шурик не на месте, я его для другой операции берегу. Он у меня на рыборазделочных ножах запланирован и на филетирующей машине, когда пойдет треска. На глазуровку брикетов другого готовить надо. Кого? Мне нужны не временные глазуровщики, а один, постоянный на весь рейс.

…После завтрака где-то прорвало аммиак, нечем дышать, работу бросили. По цеху забегали «марсиане» — рефмашинисты в противогазах. Нашли, устранили утечку, но и времени утекло немало. На глазуровку брикетов Леха-уэловец встал. Пока нет трески, нет и печени для консервов, Леха в нашей бригаде трудится.

Ну, Леха-уэловец куда не станет — везде хорош, любо посмотреть. Начал хлопать противнями, как молотобоец, пошло-поехало. И дальше бы ехало, да уж, видно, вахта такая — при выкатке из морозильной камеры слетела с подвесного рельса тележка. А в ней не меньше тонны.

Лежа тяжелый лом взял, поддел, попробовал вполсилы — нет, не то. С другой стороны поддел, выдохнул, как штангист, на шее вены узлами: ну сейчас что-нибудь треснет-сломается — или Лежа, или тележка.

Бросил Леха лом, тяжело дышит. Еще молодцов подозвал, подсунули они ломы, Лежа скомандовал: «Раз-два, взяли!» Не тут-то было!

Подумали и решили сначала выбивать противни, а когда тележка поубавится в весе хотя бы наполовину, снова попытаться подвести ее на рельс.