Тимофей Гуженко - Океан. Выпуск четвертый

«Вижу, трудно вам, — подумалось мне, — но раз-другой примете вы соленую купель — и уйдет прочь страх перед болтанкой, появится уверенность в себе. Ведь моряками не рождаются, ими становятся…»

— Гляньте, товарищ командир, какой твист отплясывает нынче кренометр! — сказал мне рулевой, указывая глазами на темную шкалу, вдоль которой моталась остроносая стрелка.

— Попляшет да перестанет, — подал голос боцман Великий.

Он успел уже переодеться в сухое и наблюдал за работой своих подчиненных.

— Где же Яров? — спросил я у него.

— В старшинской каюте. Спит, — улыбнулся мичман. — Доктор ему полстакана девяностошестиградусного плеснул, уснул сразу, как ребенок.

Я прошел в четвертый отсек. Яров лежал, свернувшись калачиком, на диване в чьем-то большущем комбинезоне. Сверху кто-то заботливо укрыл его альпаковой курткой с подвернутыми рукавами.

За плечом я услышал чье-то дыхание. Рядом стоял мичман Великий.

— Ну как? — прищурился я. — Будем переводить матроса в вестовые?

— Коль кроме него некому будет щи подавать, то придется мне тряхнуть стариной и надеть фартук, — серьезно ответил боцман.

— Вот и я тоже чую, что есть в этом парне настоящая морская косточка. Придет время — и сменит нас с вами на мостике. И теперешний бушлат станет ему очень скоро тесен…

По-разному приходят люди к морю: начитавшись Стивенсона и Грина, наслушавшись баек бывалого моремана, заявившегося в родные края на побывку, а иногда и проще, обыденнее, безо всякого намека на романтику: занесет человека неожиданным завихрением судьбы в Околоморье, спеленают его обстоятельства — и опомниться не успеет, как окажется на судне в далекой Атлантике в звании рыбака…

Разные, сложные люди собираются на палубе. И вот тут моя прямая обязанность как рыбмастера (а в морском обиходе попросту рыбкина) — разобраться в каждом, понять его психологию, из неумелых подчас людей сколотить крепкий, здоровый коллектив. И чем раньше это сколачивание завершится, тем лучше для всего экипажа.

Нам, рыбакам, часто задают такие вопросы: в чем же сложность вашей моряцкой жизни? В чем самая главная, профессиональная, что ли, трудность? В штормах, айсбергах, других стихийных опасностях?

Нет, не в штормах и опасностях дело. Что такое, к примеру, шторм? Мы его призываем кое-когда: а ну-ка, закрути, милый, дай рыбакам выходной!.. Трудности нашей жизни — в оторванности, изоляции от берега, родного дома, близких людей. Рейсы у нас долгие, полугодовые, часто автономные, и вот месяцами не получать почты, не читать газет, не иметь элементарной возможности пройтись привычным маршрутом по улице, поболтать со встречными приятелями о том о сем, — думаете, это легко?

Скрасить, как-то облегчить эту многомесячную изоляцию может только одно — тепло человеческих отношений, дружеское расположение друг к другу. Вот почему сплотить ребят, исключить в бригаде недомолвки, недоразумения, создать в короткий срок, что называется, единую семью — для меня всегда, вот уже на протяжении многих лет хождения по морям, самая важная, первоочередная задача.

…Рейс на большом морозильном траулере (БМРТ) «Антон Лопатин», о котором я хочу рассказать, — обычный очередной поход за «живым серебром» в северо-западную Атлантику. На судне, к счастью, не было особых ЧП, мы не принимали тревожных SOS и сами не выбрасывались за борт в спасательных жилетах… И все-таки я решаюсь поведать о нем, рассказать, как мы ловили рыбу, сходились, притирались друг к другу, как некоторые из нас становились людьми…

Незадолго до подхода в район промысла мы с Алексеем, вторым сменным рыбмастером, разбили матросов-рыбообработчиков по бригадам. По списку: тебе — мне, тебе — мне — кому кого бог пошлет, без всякого выбора. Алексею тринадцать и мне столько же матросов досталось.

Я свою чертову дюжину в салоне команды собрал для первого разговора. Из всех матросов только одного хорошо знаю — Шурика Буряка. В прошлом рейсе вместе на «Полоцке» плавали; правда, он в другой бригаде был. На любом участке в рыбцехе — и на ножах, и на филетирующих машинах («баадерах») — везде отлично стоит. И веселый, неунывающий всегда Шурик-кузнечик, я рад, что он ко мне попал.

С чего начинать? Ведь первые слова много значат, иногда с них надолго определяются отношения рыбмастера с бригадой. Так о чем? О плане? О тумане? Большие задачи рейса, что ли, напомнить?

— Ну, моряки, раскалывайтесь: кто зачем в море вышел?

Оживились, заулыбались.

Передо мной здоровенный, мордастый, видать, повидавший много чего на свете парень — Веня Аничкин (в быту Веня-слон). Этот наверняка разрядит обстановку.

— Я те, рыбкин, честно скажу: теща меня уговорила. Заладила: пора да пора, рази не нагулялся за лето? — Веня хмыкнул, оглядел матросов. — Это я-то нагулялся? Ха! Мне, чтобы нагуляться, — до самой пенсии надо… Я все лето в ГАИ околачивался, чуть не устроился, во где работа! Катай себе на мотоцикле, дырки штампуй, и никакой тебе вахты: восемь через восемь…

— Лопухов двоих сцапал — и по рупь двадцать две — на пузырь! — басит тип интеллигентного вида. Он выделяется среди матросов белоснежной рубашкой, тонкими усиками и безукоризненным пробором на голове.

— Ты, Веня, давно плаваешь? — интересуюсь я.

— Да лет пять уже…

— И все время… теща уговаривает?

Улыбается Веня-слон, доволен шуткой:

— Не, не все время. Она, моя теща, только в прошлом году взяла меня в родственники.

Рядом с Веней — быстроглазый чернявый парнишка, в черную битловку затянутый, по фамилии Черный. Руку, как школьник, тянет.

— Ну, Гриня?

— Только честно, да? Чтобы как на духу? Ну, тогда вот те крест, рыбкин, не знаю. Хожу и хожу в море, а зачем хожу, не знаю. На берегу малость поболтаешься — снова тянет…

— Потянет, еще как потянет, когда ни гроша в кармане!.. — снова без улыбки шпарит стихами парень интеллигентного вида.

— Да ну?! Ох ты, ах ты! — взрывается Гриня. — Мне на твои деньги плевать, понял? Вот если сейчас не замолотим, тебя точно кондрашка хватит, а мы с Толиком… Толик, улыбнись — видишь, сколько у моего друга золотых зубов! — один с прихода загоним, нам хватит, правда, Толик?

Да, морячки у меня в бригаде — не соскучишься. Впрочем, всегда так. И весельчаки-затейники сразу определяются, без них было бы скучно.

Ну, кто тут еще приметный?

На меня паренек внимательно смотрит. Голову набок, рот приоткрыл, каждое слово ловит.

— Ну, а ты, сеньор?

— Я?! — Парнишка не сводит с меня глаз, белобрысый, круглолицый, лубочный какой-то матросик. — Да я ж! В первый раз я…

— Себя испытать решил? Океан посмотреть? Со стихией схватиться?