Игорь Ротарь - Непарадная Америка [Про ковбоев, бездомных и коренное население] [litres]

Как и в глухих сибирских и дальновосточных поселках, людей выручает натуральное хозяйство. Реки здесь кишат лососем. Пойманную рыбу обрабатывают, а красную икру бросают собакам – аляскинцы считают, что ее есть нельзя.

Как и сибиряки, местные жители заготавливают ягоды – многокилограммовые кадки с квашеной брусникой и черникой есть в каждом доме. Но вот капусту аляскинцы не квасят, и грибы собирать здесь не принято. Коренные народы Аляски (как и нашего Севера) их не едят, а белые американцы привыкли к выращиваемым шампиньонам.

Я находил и срывал белые и подосиновики даже на деревенских улицах.

С сентября по октябрь длится сезон охоты, и в это время буш «лихорадит». Каждая семья за месяц должна убить хотя бы одного лося. Этого хватит, чтобы прокормиться до следующего сезона. Впрочем, есть и другой способ. Приезжим городским охотникам можно добывать трофеи (рога, шкура), а вот вывозить мясо нельзя, поэтому они просто отдают его в местные школы. И с горемыками, которым так и не удалось убить «своего лося», в учебном заведении всегда поделятся мясом.

Зимой можно охотиться на соболя. В основном охотники ездят на снегоходах, но в отличие от Русского Севера, на Аляске по-прежнему популярны и ездовые собаки. Профессия каюра очень уважаема, и зимой в каждой деревне устраивают собачьи гонки. Забавно, но лучшие каюры – не коренные жители Аляски, а белые.

Увы, добыча соболя – дело непростое. Реально заработать на этом могут лишь немногие охотники-профессионалы, уходящие на зимовку в отдаленные на сотни километров от деревень охотничьи заимки. На Аляске у каждой такой избушки свой хозяин, а на Дальнем Востоке они – «общественные»: в них может остановиться любой охотник. Уходя из жилища, наши охотники всегда оставляют немного еды для следующего постояльца. Полвека назад такая же практика существовала на Аляске. Но потом от этой «общественной собственности» почему-то отказались.

Большинство населения буша – коренные народы Аляски (индейцы и эскимосы). В их языках со времен российской колонизации – много русских слов. Белых людей они называют «гозак» (искаженное «казак»). Очень популярны местные имена Айван (Иван) и Питка (Петька), причем они могут быть и женскими. «Русские имена очень мужественные. Айван звучит почти как I won! (я победил)», – льстили мне обитатели буша. Потомки русских в буше мне не встретились, но многие индейцы уверяли меня, что их дедушка (или прадедушка) были русскими.

Кстати, у флага Аляски «русские корни»: его придумал в 1926 году 13-летний мальчик – на четверть русский, на четверть алеут.

В прибрежной Аляске прежде проповедовали русские священники – незначительная часть индейцев до сих пор исповедует православие. В отдаленные деревушки на Юконе русские миссионеры не добрались, и индейцев-язычников обращали в христианство католические и протестантские пасторы.

Но поскольку русские жили на Аляске повсюду, православные церкви, хотя и редко, строились и в отдаленных поселениях буша. В деревушке Руби в бывшей православной церкви сегодня размещается клуб! Нет, здесь, в отличие от Советского Союза, не было «воинствующих атеистов», но, как мне объяснили, церковь построили, еще когда полуостров принадлежал России. Сейчас в деревне ни батюшки, ни прихожан, вот здание и решили использовать под очаг культуры.

«Приветы из русского прошлого» встречаются в самых неожиданных местах. Меня занесло на индейское кладбище, откуда открывается великолепный вид на Юкон. Каково же было мое удивление, когда на могилах я обнаружил чекушки с водкой! Этот обычай распространен только у православных и совершенно не известен ни католикам, ни протестантам.

Как мне показалось, аляскинские индейцы – христиане «эклектичные». Рядом с могилами я обнаружил маленькие игрушечные домики, где «живут души умерших». Такие же домики я встречал на кладбищах ханты и манси на Таймыре.

У коренных жителей Сибири и Аляски есть общая беда. Алкоголизм – бич для коренных народов по обе стороны Берингова пролива. Стиль пьянства очень похож. Когда я зашел на аляскинскую дискотеку, мне показалось, что я очутился на танцах в корякском поселке. Правда, на Камчатке пьяные корячки приглашали белого чужака к себе домой для «продолжения банкета». Увы, на Аляске я с этим не столкнулся, но, как заверили меня местные белые, нравы аляскинских аборигенов тоже очень раскованные.

На Аляске считается, что аборигены пьют потому, что подсознательно считают себя хуже белых. В России эта версия непопулярна. И понятно почему. В СССР аборигенам Сибири говорить на родном языке не запрещали, а вот на Аляске еще в 1960-х годах прошлого века белые учителя за подобное «преступление» мазали губы мылом. На магазинах и барах штата вывешивали плакаты: «Индейцам алкоголь не продаем». У аборигенов Аляски, страдающих от алкоголизма и не выдерживающих конкуренции с белыми, выработался четкий комплекс своей второсортности. В СССР же, где всем платили почти одинаковую зарплату, эта проблема ощущалась гораздо менее остро.

«Севернее 60-й параллели у нас живут только эскимосы и психи», – шутят в Канаде. Эта шутка применима и к обитателям аляскинского буша. Впрочем, правильнее называть местных белых не сумасшедшими, а людьми, которые не вписались (или не захотели) в «нормальное» американское общество.

К «материковой» Америке местные относятся с легким презрением и считают, что только на Аляске («последняя граница» – как называют здесь этот штат) еще сохранился прежний дух первопроходцев Дикого Запада. «В остальной Америке все зарегулировано множеством инструкций, здесь же пока можно чувствовать себя свободным», – такой аргумент преимуществ аляскинской жизни часто приходится слышать от местных.

Типичным примером такого «невписавшегося» можно назвать чету «фермеров» Ховардов (фамилия изменена. – И.Р. ), с которыми я познакомился в Руби. Эдварду – шестьдесят, а его жене Линн около полтинника.

Утро в этой семье начинается с косячка марихуаны. Супруги курят «траву» в течение целого дня и не считают эту привычку вредной.

Внешне супруги мало напоминают классических американцев: вместо классической голливудской улыбки беззубые рты, под ногтями «траурные каемки». В их доме бедно, но, в общем-то, уютно. Довольно много книг об образе жизни как американских индейцев, так и коренных народов Сибири – Эд называет себя «этнологом-любителем» и даже мечтает посетить Якутию, «чтобы изучить секреты животноводства на Крайнем Севере».