Зиновий Каневский - Вся жизнь - экспедиция

Р. Л. Самойлович (1881–1940)

РЕДАКЦИЯ ГЕОГРАФИЧЕСКОЙ ЛИТЕРАТУРЫ

Рецензент — канд. географических наук Шумилов А. В.

Азов на Дону в конце XIX столетия еще не был городом, в официальных документах он числился «посадом», а столицей края был Ростов на том же самом Дону. В посаде Азов преобладали мещане, среди них были и бедные, и, можно сказать, зажиточные. Лазарь Самойлович принадлежал именно к таким, он стоял во главе русско-греческой фирмы, вывозившей хлеб за границу. Младший из его многочисленных детей, Рудольф, с ранних лет любил глазеть, как грузятся зерном суда, как разгуливают по припортовым улочкам крепкие разбитные моряки. Но так получилось, что в юные годы Рудольф Самойлович не играл ни в матросов, ни в пиратов, хотя и мечтал об океане.

Он вообще редко принимал участие в мальчишеских забавах и озорных выходках, предпочитая уединение, тишину, книги. Книги Вальтера Скотта, Майн Рида, Фенимора Купера и, конечно, Жюля Верна приносили ему уйму радостей. Однако книги — одно, а учеба — совсем другое! Годы, проведенные в азовской прогимназии, а затем в мариупольской гимназии, оставили у него самые тяжкие воспоминания. Подавление всякой живой мысли, муштра, чинопочитание, безбрежный педантизм и формализм преподавателей — вот чем запомнилась Рудольфу Самойловичу тогдашняя средняя школа.

Гимназист Самойлович имел склонность к естественным наукам, и в 17 лет, в 1898 году, он поступил в находившийся в Одессе Новороссийский университет на физико-математический факультет. Едва, начался учебный год, он стал посещать революционный студенческий кружок. По собственному признанию Самойловича, там, в Одессе, у него впервые открылись глаза на жизнь, он начал понимать, что такое неправда и несправедливость. Юнцов вскоре разоблачили, и мать Самойловича, перенесшая на младшего сына всю любовь после смерти мужа, постаралась немедленно отправить вольнодумца за границу — чтобы прилежно учился и выбросил бы из головы все остальное!

В Германии, в Саксонии, в отрогах Рудных гор, в средневековом городе Фрейберге, находилась старейшая в мире Королевская горная академия, в которой некогда учился Михаил Ломоносов. На рубеже XIX и XX веков, когда здесь появился Самойлович, из 600 студентов академии около 150 были русские. Поэтому весьма посредственное знание немецкого почти не было для него препятствием, тем более что очень скоро он заговорил по-немецки как прирожденный саксонец да еще овладел со временем английским и французским. Позже, вспоминая первые дни своего пребывания во Фрейберге, он не без удовольствия рассказывал, как однажды потребовал у квартирной хозяйки Zwei Kusse (то есть «пару поцелуев»), тогда как на самом деле ему нужны были Zwei Kissen («две подушки»)!

Учиться было интересно и трудно. Превосходно преподавались общая геология, минералогия, химия, хуже — технические предметы. По окончании первого курса всех отправили на практику. Самойловича определили рабочим-откатчиком на одну из шахт в Вестфалии, довольно крупную (до 6 тысяч рабочих в смену) и глубокую (800 метров). Двадцатилетнему горожанину Самойловичу, до тех пор по сути не занимавшемуся физическим трудом, пришлось туго. Он с трудом дотягивал до окончания смены, вагонетки у него то и дело опрокидывались, сходили с рельсов. Но он набирался опыта и сноровки и через несколько недель из откатчика был «произведен» в подносчики крепежного леса, а затем в настоящие шахтеры, в забойщики.

Тонкими были пласты угля в той шахте. Чтобы врубаться в них, приходилось ложиться на бок, на спину. Температура в забое доходила порой до плюс 40 градусов. Однажды Самойлович не совладал с капризничающей шахтерской лампочкой, в темноте заблудился и угодил в давно заброшенный штрек. Он сильно разбил голову о крепежную балку, долго блуждал во тьме в многочисленных ответвлениях и спасся чудом, услыхав голоса случайно оказавшихся поблизости рабочих. Но трудности лишь закаляли его характер.

Недолги были радости родных, успокоившихся было после одесских волнений: уже на второй год учебы в горной академии «мальчик» сблизился с германскими социал-демократами. Он посещал их собрания, ездил в Дрезден на их съезд, а в 1901 году начал отправлять в Россию нелегальные брошюры, номера газеты «Искра», отпечатанной на папиросной бумаге. Такие бандероли Самойлович высылал по адресам знакомых ему интеллигентов-либералов в Приазовье.

Студент был предусмотрителен и дерзок, свои бандероли он скреплял печатью… саксонского судебного ведомства (эти печати он старательно сдирал с многочисленных судебных повесток, регулярно присылаемых одному из его коллег по академии, гуляке и дебоширу!). Несколько десятков писем и бандеролей отправить удалось, но рано или поздно должно было наступить разоблачение… Впервые в жизни Самойлович был подвергнут аресту и некоторое время провел в тюрьме, пока еще иноземной… На сей раз, правда, все обошлось благополучно, и ему разрешили продолжать учебу, но теперь он прочно попал в поле зрения российского жандармского ведомства и в список лиц, «за коими, по возвращении в пределы России, надлежит установить секретное наблюдение».

В 1904 году Самойлович завершил учебу в академии. Его дипломная работа «Проходка водоносных слоев в шахте путем их замораживания» была посвящена сложной и весьма перспективной проблеме. Словно судьба знала, что уголь и лед навсегда сделаются страстью Самойловича, составят суть самой его жизни! В декабре 1904 года он получил звание горного инженера, в январе 1905 уже был в пути на родину. На пограничной станции Вержболово последовал первый обыск, а когда Самойлович появился в Азове, жандармы перерыли от подпола до чердака весь дом. «Наблюдение» за неблагонадежным началось.

Казалось бы, что человеку надо? В кармане — добротный и весьма ценимый предпринимателями диплом горного инженера, впереди — вполне обеспеченная жизнь, заманчивая работа, увлекательные путешествия, может быть, даже плавания, о которых так сладко мечталось в детстве… Однако сам он сформулировал свои намерения так: «Я твердо решил стать революционером и не заниматься инженерной деятельностью».

Самойлович вступил на путь профессионального революционера-подпольщика. В Азове он под носом у городового печатает в типографии своего родственника революционные прокламации, а на вопрос полицейского: «Чем вы там занимаетесь?» — отвечает с подкупающей откровенностью: «Прокламации тискаем!» Затем Самойлович перебирается в Ростов и надолго погружается в повседневную работу подпольщика: принимает участие во всевозможных сходках, демонстрациях, собраниях, занимается в социал-демократических кружках, а главное — ведет агитацию среди рабочих железнодорожных мастерских и казачьих сотен, расквартированных в городе. Донское казачество, опора режима — каково было проводить в такой враждебной среде революционную агитацию?! Ему помогали глубокая, годами вынашиваемая идейная убежденность и личная храбрость.