Михаил Водопьянов - Повесть о ледовом комиссаре

Здесь жили и работали три радиста. Шмидт и до переезда на «новую квартиру» проводил тут немало времени.

Отсюда, из «штабной палатки», радисты открывали окно в мир. Самое важное для челюскинцев была связь с «Большой Землей». Жить вместе со всей страной, ее интересами, ее дыханием — в этом был ключ для преодоления трудностей. Шмидт принимал все меры для того, чтобы в его лагере слышали голос Москвы. ТАСС составлял специальную сжатую сводку о событиях дня только для лагеря Шмидта. Ее через радиостанцию на мысе Северном принимал радист на дрейфующей льдине.

Обычно около пяти часов вечера Отто Юльевич выходил из холщовой радиорубки. Он держал в руке порядочно засаленный радиожурнал. Спокойным, размеренным шагом шел Шмидт по поселку на льдине. Из всех палаток вылезали челюскинцы, на ходу застегивая полушубки и ватники. Все шли следом за ним в барак. Отто Юльевич садился на ящик, сбрасывал свою меховую тужурку и разворачивал радиожурнал.

— Можно начинать? — обычно спрашивал он и ровным голосом зачитывал только что принятую информацию.

Челюскинцы узнавали из этой сводки, как идут спасательные работы, где находятся ледоколы, где летят самолеты. Они слушали сообщения о том, как грохочут залпы рабочего восстания в Вене, что нового в Германии и Японии, как идет строительство заводов и фабрик в родной стране. Шмидт не только читал, но и комментировал все сообщения: ведь в бараке много матросов, кочегаров, плотников. Голос Москвы должен быть понятен всем.

Однажды, когда Отто Юльевич вошел в барак с радиожурналом, все заметили, что он чем-то взволнован.

— Сегодня мы получили из Москвы правительственную телеграмму. К ней не нужны ни вступления, ни пояснения, — сказал Шмидт. — Я просто прочту ее вам:

«Лагерь челюскинцев (полярное море), начальнику экспедиции т. Шмидту. Шлем героям-челюскинцам горячий большевистский привет. С восхищением следим за вашей героической борьбой со стихией и принимаем все меры к оказанию вам помощи. Уверены в благополучном исходе вашей славной экспедиции и в том, что в историю борьбы за Арктику вы впишете новые славные страницы».

Стоявшая в бараке тишина сменилась ликующими криками. И если до сих пор кое-кого на льдине пугала неуверенность, то теперь ей совсем не осталось места.

А ведь в первые дни были в лагере Шмидта люди новички в Арктике, предлагавшие спасаться пешком по льдинам.

Как только Шмидт узнал об этих разговорах, тотчас же созвал общее собрание челюскинцев.

Он долго рассказывал им об участниках арктических экспедиций прошлого, погибших вследствие неорганизованности.

— Им не на кого было надеяться, — говорил Отто Юльевич. — Кто в капиталистическом мире будет тратить деньги, и притом немалые, для спасения людей, терпящих бедствие? Они были предоставлены сами себе — спасайся, кто может. Расчет на собственные силы — расчет одиночек. А у нас здесь коллектив советских людей. За нами заботливая Родина!

— Тут кое-кто предлагает пешком добираться до берега. Давайте разберемся все вместе, насколько целесообразно это предложение! Как вы думаете, сколько километров в день может пройти человек по торосистому льду?

— Берусь пройти верст десять, — уверенно заявил один из плотников.

— Предположим, в первый день и пройдете, — согласился Шмидт. — На второй день будет много труднее, может подняться пурга на несколько дней, и вы не сделаете и шага. На пути, несомненно, встретятся разводья. Переплыть их не на чем, обойти невозможно, они часто тянутся на десятки километров. Значит, надо ждать, когда вода покроется льдом.

— В одном месте замерзнет, а в другом появится новое разводье, — вставил реплику Бабушкин.

— Правильно, — согласился Отто Юльевич. — Следует еще добавить, что лед дрейфует не к берегу, а от берега.

— Смею вас заверить, что по льдам Чукотского моря больше трех-четырех километров в сутки не пройдешь, даже не встречая разводий. Кое-кто из вас, наверное, читал «Записки штурмана Альбанова»? В 1914 году он во главе группы в 14 человек ушел с корабля Брусиловской экспедиции «Святая Анна», затертого льдами. Они хорошо подготовились к походу; сделали санки, лодку, сшили палатки. И что же? Через 75 суток только двое дошли до земли, остальные погибли.

— Сейчас нас отделяет от земли примерно 140 километров, — продолжал Шмидт. Переход в лучшем случае займет не менее 25–30 суток. Чтобы взять с собой продовольствие на этот срок, палатки, примуса, спальные мешки, надо будет не только загрузить имеющиеся у нас нарты, но и часть тяжелого груза взвалить на плечи. Да и самим придется одеться потеплее. Как же при этих условиях мы сможем доставить на берег женщин, детей и слабых мужчин?

— При температуре в минус сорок весьма вероятны случаи обморожения. Может также легко случиться, что, проваливаясь между торосами, некоторые из участников перехода сломали бы ноги или получили бы растяжение связок, хотя даже натертой ноги будет достаточно, чтобы человек вышел из строя. Ясно, что этот план — план выживания сильнейших и спасения их ценою гибели остальных — для нас категорически неприемлем.

— Мы, коммунисты, обсуждали этот вопрос. Наше спасение заключается в том, чтобы ждать, даже если бы пришлось ждать долго.

Люди вернулись в свои палатки успокоенные, они привыкли всегда и во всем безоговорочно верить Шмидту.

А он, заложив руки за спину, долго ходил по уснувшему лагерю.

…О роли Отто Юльевича на льдине, дрейфовавшей в Чукотском море, очень хорошо написал известный польский литератор Корнель Макушинский:

«…Когда другие засыпают, не зная, проснутся ли они, он бодрствует. Он — предводитель обреченной команды. Если бы всех охватило безумие, он должен остаться непреклонным, если бы всех ослепила снежная буря, он должен сохранить ясность взгляда и глядеть, непрестанно глядеть… Когда никто не видит, лицо его сереет, как пепел, а сердце его, может быть, плачет, но об этом никто не узнает. Он отгоняет от лагеря бешеного пса отчаяния, он проясняет, он всюду и бодрствует над каждым».

Старший радист лагеря Кренкель принужден был максимально экономить энергию аккумуляторов. Поэтому по приказу начальника ледовый лагерь не принимал и не передавал частных телеграмм. Это распоряжение выполнялось неукоснительно.

Кренкель вспоминал впоследствии, что Отто Юльевич как-то сказал, что скоро день рождения его сына. Радист предложил ему послать по эфиру хотя бы пять слов поздравления. Шмидт наотрез отказался: «Лагерь частных телеграмм не посылает».

Но этот человек большого сердца знал, как важно вовремя подбодрить уставшего товарища и каким могучим фактором бодрости является радостная весточка из дома. И он, всегда такой прямой, на этот раз пошел на хитрость.