Геннадий Дмитриев - Я был капитаном Фицроем

Опьяненная успехом толпа бросилась в город грабить всё, что попадалось на пути. Фицрой требовал прекратить бессмысленные грабежи, прекрасно понимая, что горожане были заранее предупреждены о намерениях пиратов сбежавшим проводником-индейцем, и всё самое ценное они уже спрятали далеко и надежно. Наконец Моррону и Фицрою удалось справиться с обезумевшей толпой и навести кое-какой порядок в рядах пиратов. Губернатору было отправлено послание с требованием выкупа под угрозой разграбить и сжечь весь город. Ужас повальных грабежей жители города уже ощутили на себе и были согласны на любой выкуп, лишь бы их оставили в покое. Однако губернатор счел выкуп непосильным и ответил отказом, предупредив пиратов, что угрозами они ничего не добьются, он требовал переговоров с Морроном.

— Каков нахал! — возмутился сэр Генри. — Он хочет вступить со мной в переговоры! Да я за одну ночь сожгу этот город, и камня на камне не оставлю!

— Не торопись, — сказал ему Фицрой, — здесь что-то не то, похоже, он хочет оттянуть время.

— Что это ему даст?

— Думаю, он ждет подкрепления, оно может подойти из глубины материка, и тогда соотношение сил сложится не в нашу пользу. Соглашайся на переговоры, посмотрим, что он предложит, а я тем временем с ребятами сделаю вылазку в сторону дороги, что ведет вглубь материка, она единственная, другой нет, посмотрим, обоснованы ли наши подозрения.

Моррон согласился на переговоры, но не прибыл во дворец губернатора, а потребовал его к себе, свою резиденцию он устроил в захваченной крепости. Губернатор прибыл, он предложил сократить сумму выкупа вдвое, но Моррон стоял на своем.

Пока шли эти переговоры, Фицрой с десятью своими матросами обследовали дорогу, ведущую вглубь материка, двигаясь рядом с ней под прикрытием буйной местной растительности они поднялись на перевал, оттуда дорога уходила вниз, в долину. В подзорную трубу Фицрой разглядел в долине непонятное движение. Над долиной поднимались клубы пыли, в сторону города двигался многочисленный отряд пехоты и конницы. Фицрой отослал гонца к Моррону с короткой запиской: «Соглашайся на любые условия, но выкуп требуй немедленно».

Получив странную записку от своего капитана, Моррон еще не понимая, что произошло, согласился на сократить выкуп на указанную губернатором сумму, требуя, чтобы сбор средств для выплаты выкупа начался незамедлительно. Губернатор, как и предполагал Моррон, начал юлить, стараясь оттянуть выплату.

Фицрой же двинулся дальше, тщательно обследуя дорогу, ища место, где можно было бы устроить засаду или каким-то образом преградить путь войскам, и вскоретакое место нашел. Дорогу пересекало глубокое ущелье, через которое был построен мост. Мост каменный, довольно прочный, по нему сможет пройти и пехота, и кавалерия, и повозки с пушками, и если этот мост взорвать, то войска пройди уже не смогут, восстановление моста потребует немало сил и времени. Но у небольшой команды Фицроя имелись только ружья и сабли. Оставив четырех человек для наблюдения за действиями войск, он вернулся в крепость. Губернатор уже отбыл в город для того, чтобы собирать выкуп.

Опустошив все пороховые погреба крепости Фицрой собрал команду взрывников, погрузил всё необходимое для взрыва моста на две телеги, запряженные тройками лошадей, и отправился к мосту. Через два дня он вернулся и потребовал снова вызвать губернатора. Губернатор приехал, рассказывая, что предложенную сумму собрать практически невозможно, нужно еще уменьшить ее, поскольку горожане сбежали в горы, и платить по сути дела просто некому. Но тут слово взял Фицрой:

— Вот что, любезнейший, поскольку Вы не смогли предоставить нам сумму выкупа вдвое меньшую, чем мы просили, то теперь та сумма увеличивается в четыре раза, сроку у Вас два дня. Мост через ущелье взорван, подкрепления к Вам уже не придут, через два дня, если сумма выкупа не будет выплачена полностью, мы начинаем жечь город.

Требуемую сумму губернатор привез уже через день. Обратный путь был более комфортным, слитки серебра и всё прочее, взятое в качестве выкупа, горожане доставили на мулах к тому повороту реки, у которого паслись быки, спасшие пиратов от голодной смерти. Далее они двигались к берегу океана, туда, где ждали их корабли, на лодках, тех самых лодках, что лежали перевернутыми в ожидании груза. Груз пришел, но на этот раз он предназначался не для трюмов испанских галеонов, груз поглотили трюмы кораблей пиратской флотилии.

После удачной экспедиции Моррон отправил Фицроя к берегам Англии передать положенную часть добычи в королевскую казну. Сам же он предпочел остаться на Ямайке, опасаясь, как бы в его отсутствие должность вице-губернатора острова не была занята кем-то из его конкурентов.

Прибытие Фицроя в Англию с богатой, невиданной ранее добычей сразу же сделало его национальным героем. Он представил подробный отчет о сражении и причинах размолвки с адмиралом Беконом, получив одобрение королевы. Репутация самого же лорда Бекона значительно пострадала, и он на некоторое время попал в опалу. Хотя в поступке адмирала никто не усмотрел действий, порочащих его достоинство, но все считали, что по отношению к Фицрою, корабль которого не только обеспечил победу в бою, но и фактически спас от гибели всю эскадру, он поступил несправедливо. Захват галеона, о преследовании которого у лорда Бекона и мысли не возникало, характеризовал капитана Фицроя, как талантливого и дальновидного командира, и ему, несомненно, должна быть предоставлена большая самостоятельность в действиях против испанцев.

Обласканный лучами славы и удостоенный внимания самой королевы, он, капитан Фицрой, недолго наслаждался своим положением триумфатора, и вскоре собирался в новое плавание. Перед самым отплытием он был приглашен на бал, устроенной ее величеством королевой Британии.

В роскошном зале под потолком сияли три люстры, украшенные золотом, серебром и драгоценными камнями. На стенах красовались гобелены с изображениями сцен королевской охоты. Офицеры в парадных мундирах, дамы в шуршащих платьях, фавориты и фаворитки, а также прочие господа наполняли зал. Все ждали выхода королевы. Джеймс Фицрой в новом парадном мундире, пошитом специально по случаю данного торжества, чувствовал себя стесненно и неуютно. Палуба военного корабля, раскачивающаяся под ногами, грохот орудий, свист ветра в снастях были более привычными для него, чем паркет банкетного зала и звуки оркестра. Совершенно незнакомые ему люди с нескрываемым интересом, беззастенчиво рассматривали капитана, заслужившего невиданную милость королевы. Одни смотрели на него с восхищением и восторгом, другие — с явным презрением. И для одних и для других он был чужим, да и он среди этой пестрой толпы не видел ни одного знакомого лица.