Кей Чорнук - Прогулки с Вольфом

Через час после того, как нас окутала мгла, мы совершили ошибку. Тропа вывела нас на большую плоскую местность с многочисленными ответвлениями тропинок с обеих сторон. Дальнейший путь мог идти в нескольких направлениях, поэтому у нас был выбор. К сожалению, выбор был сделан ошибочный.

Первым исчезло хоть какое-то подобие тропы. Потом накрылась батарейка фонарика. Теперь я шел вслед за Вольфом настолько близко, насколько это было безопасно. Он энергично прорубал дорогу мачете, и размах был широк. У него-то был фонарик, но я не хотел рисковать. Третье несчастье, поразившее нас: его мачете, которое выскочило из руки, и улетело, кувыркаясь, в темноту, куда-то во мглу. Вольф опустился на землю и стал ощупывать все вокруг, пока — о чудо — не наткнулся на свое мачете. Наверно было бы лучше, если бы мы потеряли его там. Во всепоглощающей мгле я слишком близко приблизился к Вольфу, или Вольф сделал шаг назад слишком далеко — край его мачете слегка чиркнул меня по лбу. Это было настолько тонкое прикосновение, что мы почти не заметили его, но на самом деле поняли: «Вот это да! Совсем рядом!» В общем, после этого я решил, что смерть от падения меня устраивает больше, чем смерть из-за рассеченного черепа. И я стал держаться на расстоянии несколько шагов сзади от Вольфа.

Мы решили поменять план. Поскольку мы шли под гору, поверхность земли перед нами часто просто уходила вниз, обрываясь утесом. Когда мы спускались вниз вдоль ручья, то услышали какой-то шум. Потом вдруг выяснилось, что это был водопад высотой около 30 метров. Так что новый план состоял в том, чтобы идти по хребту вдоль ручья к его верховью, а потом по нему же идти к большой реке. На часах было 4 утра, мы были в пути уже более двенадцати часов. Из них первые три часа были простыми для нас, остальные же давались тяжело. Шли мы в темноте. Кости болели, осязание притуплялось, как мачете у Вольфа, и наши перспективы были мрачными и тусклыми, как свет, испускаемый его фонариком.

Мы наткнулись на небольшой водопад. Я присел на одно колено, и Вольф встал на него, как на ступеньку лестницы, по которой можно подняться. Я встал и уже руками подтолкнул его дальше, когда его нога уже стояла на моем плече, а другой ногой он искал зацепку на каменной стене. Оттолкнувшись, он оказался на верху водопада. Вольф встал, посмотрел вниз и говорит: «А как ты будешь забираться?»

«Не знаю», — ответил я, но начал подниматься, находя небольшую зацепку для ноги — одну здесь, другую там. В кромешной тьме, с двухпудовым рюкзаком, в резиновых сапогах, наполненных водой, я поднялся по отвесной стене. На самом деле она была лишь немного выше меня, но представлялась мне башней, нависшей надо мной. Мгновение — и я был наверху, лежа в ручье — вода текла по моей груди. Я как-то умудрился взобраться.

С чувством глубокого внутреннего удовлетворения я встал, такой гордый и высокий, и оказалось, что сделал это напрасно. Я совершенно забыл компенсировать тяжеленную рюкзачину у себя за спиной. С той же легкостью и изяществом, с какими я встал, теперь я рухнул назад, на водопад, пролетев метра два. Это случилось мгновенно, и у меня не было достаточно времени, чтобы отреагировать на падение. Но сработал инстинкт самосохранения. Я сгруппировался и благодаря скрученному спальному мешку в нижней части рюкзака избежал серьезной травмы, хотя приземлился прямо на задницу. Лежу я, значит, без движения и думаю, сломал ли я себе что-нибудь или нет. А может, я уже мертв? Вольф однажды рассказывал мне историю о том, что как-то раз ему представился Пеньяс-Бланкас как рай на земле. Ну, а теперь и у меня был свой собственный опыт обретения небес.

Я увидел тусклый свет. Что это? Ангел? Нет, это был всего лишь Вольф со светлым лучом фонарика и своей темной тенью, взирающий на меня сверху. Он спросил: «Ты как там?» «Невероятно», — было бы, пожалуй, правильным ответом. Я поднялся, и мы, наконец, решили остановиться на этом этапе. Вольф спустился обратно ко мне, и нам удалось поспать какое-то время рядом с ручьем, периодически просыпаясь, когда наши ноги вдруг соскальзывали с бережка в холодную воду. Тогда мы подтягивали свое сползшее тело на прежнее место, упирались ногами и снова пытались уснуть.

С утренним светом мы двинули к реке, где разошлись в разные стороны. Я отправился к Эладио самостоятельно, вспоминая тот день, когда я спросил у Вольфа, что же побудило его пригласить меня, болтающегося по свету, апатичного молодого человека, ищущего смысл жизни и набирающегося опыта, остаться и поработать с ним в лесу. Он ответил тогда: «Ты выглядишь так, как будто можешь носить мой рюкзак». У Вольфа есть способность из каких-то мелочей сотворять нечто гораздо более серьезное, чем ты бы мог подумать. Вот и здесь его простое приглашение поработать с ним оказало глубокое влияние на всю мою последущую жизнь».

Человеку, идущему по тропе, кроме физической выносливости и силы разума, требуется много ресурсов для поддержания силы. Один мой приятель как-то попросил меня узнать у Вольфа, чем он питается в лесу. Я рассмеялся и сказал: «Вольф выживает на конфетах и кофе». До недавнего времени, пока ему не поставили диагноз диабета, его карманы были набиты сластями. Понятно, что тот приятель имел в виду дары природы, собранные в джунглях, которые могли бы стать пропитанием для заблудившегося или травмированного путника. Вольфу фантастически везло, что он никогда не был травмирован в глубине леса, и он никогда не признавал себя заблудившимся. Но я все-таки задал ему этот вопрос.

«Первое, что я узнал о природных пищевых источниках пищи, это то, что можно есть цветы гибискуса. В лесу их особо не найдешь, но их много вдоль обочин дорог, вокруг упавших деревьев и заброшенных землевладений. Одним из первых, кто сказал, что их едят, был доктор Този из Тропического научного центра. Они напоминают цветы жимолости. Приятная такая сладость в них. Еще можно есть дикие цветы бегонии, которые несложно найти в наших лесах.

Я всегда ношу с собой мятные лепешки, они освежают. Хотя можно было бы найти какое-нибудь растение из семейства мятовых с такой же свежестью. Но если вы оказались в лесу, где есть нечего, надо искать влагу. Если поблизости нет ручья, или если вы наткнулись на сомнительный источник воды, то влагу можно собрать с лепестков нескольких видов цветов. Кроме того, что на них есть бусинки воды, на лепестках еще может оказаться пыльца, у которой ведь тоже есть пищевая ценность.

А еще есть плод фикуса-душителя, амате. У незрелых плодов вкус довольно вяжущий, не очень приятный, но если найти упавший созревший плод, то он на вкус будет довольно хорошим. Еще один фрукт, пригодный для питания — дикий авокадо. Эти деревья довольно хорошо заметны на возвышениях. Дикий авокадо слегка горчит, но у него высокая пищевая ценность. Конечно, есть сердцевина пальмы и нутро веток у некоторых видов пальм. В наши дни мы выступаем против того, чтобы люди вырубали пальмы, но если вопрос стоит о жизни и смерти, то тут разговор особый. Хотя, понятное дело, срубить пальму без мачете невозможно. А еще я читал о съедобных корнях некоторых растений, но эту тему я никогда не изучал. Если удастся добраться до высоко висящих плодов, например, то можно подкрепиться пассифлорой съедобной, она же маракуйя.