Жак-Ив Кусто - Живое море. В мире безмолвия

На глубине девяноста футов я на уступе увидел чушку. Казалось, это не предмет из другого мира, а часть того, что меня окружает. Я смутно помнил, что должен что-то сделать с этой чушкой. Столкнул ее вниз. Она покатилась вдогонку за камнями. В голове у меня был туман, и я не заметил, как исчез висевший на плече запасной канат. А я забыл дать Фаргу сигнал потравить канат с грузилом, вообще забыл о Фарге, забыл обо всем, что позади. Тоннель изгибался под острым углом. Моя правая рука непрерывно крутилась, рисуя лучом фонарика круги на гладкой стене. Я шел со скоростью двух узлов. Я был в парижском метро. Никто не попадался мне навстречу: ни одного окунька, совсем никаких рыб.

В это время года, после летнего сезона, наши уши обычно хорошо натренированы. Почему же такая боль в ушах? Что-то случилось. Луч не бежал больше вдоль стены тоннеля, теперь он уткнулся в ровный грунт. Это уже не скала, а земля, покрытая мелкими камешками. Ищу стены — их нет, я оказался на дне огромной пещеры, заполненной водой. Я нашел чугунную чушку, но нигде не было видно ни цинковой лодки, ни сифона, ни качающегося камня. Голова раскалывалась от боли. Мной овладела полная апатия.

Я вспомнил, что нужно изучить топографию этой гигантской подземной пустоты. Ни стен, ни потолка, только пол, уходящий вниз под углом в сорок пять градусов… Но чтобы вернуться, нужно сперва найти свод этого грота, ведущего в сокровенные глубины тайны, которая нас занимает.

Что-то знакомое: луч света выхватил из мрака извивающийся канат, на котором повисла бесформенная масса. Это был Дюма. Изогнувшись, словно какой-то невиданный червяк, он вяло взмахивал руками — пытался привязать к канату ледоруб. Я подплыл и посмотрел на его глубиномер. Сто пятьдесят футов. Под стеклом прибора поблескивала вода. Скорее всего, мы находимся еще глубже, не меньше двухсот футов по вертикали, в четырехстах футах от поверхности, на дне извилистого наклонного тоннеля.

Мы оказались жертвами какой-то необычной формы глубинного опьянения. Вместо игривого веселья на душе гнетущая тревога. Дюма явно чувствовал себя еще хуже, чем я. В моем мозгу вертелись несвязные мысли: «Странное самочувствие для этой глубины… Идти обратно нельзя, пока не установлю, где мы. Почему я не ощущаю никакого течения? Канат с чушкой — наша единственная путеводная нить. Вдруг мы ее потеряем? А где же канаты, которые были у меня на плече?» С трудом я сообразил, что где-то обронил их. Взял руку Дюма и вложил в нее сигнальный конец.

— Жди здесь! — крикнул я. — Пойду искать тоннель.

Диди подумал, что у меня кончился воздух и я прошу у него запасной акваланг. Я пытался нашарить фонарем потолок пещеры. Тщетно.

Из-за сильного опьянения Дюма решил, что мне грозит опасность, и стал поспешно отвязывать акваланг. Нервно размахивая руками, он поскользнулся на гравии и выпустил конец, связывавший нас с поверхностью. Канат исчез во тьме. Плавая вверху, я вслепую пытался нащупать стену или потолок; вдруг Дюма потянул меня назад, не давая искать.

Он был в полуобмороке. Едва я коснулся его, как Диди, охваченный безумным страхом за свою жизнь, со страшной силой ухватил меня за кисть и потянул к себе. Я вырвался, отступил назад и посветил на него фонариком. Сквозь стекло маски были видны судорожно вращающиеся выпученные глаза Дюма.

Мертвую тишину нарушало только мое прерывистое дыхание. Я сделал над собой усилие: думай, думай… Течения нет, Дюма не могло отнести в сторону от грузила. Наше счастье, не то мы оба пропали бы. Грузило должно быть где-то поблизости. Я настойчиво искал глазами ржавый слиток металла, который был для нас дороже золота. Вон он! Нет, она: тяжелая, твердая, спасительная чугунная чушка! А вот и канат, уходящий сквозь мрак туда, где теперь сосредоточились все наши надежды.

Отуманенный мозг Дюма перестал управлять челюстями, и мундштук выскочил у него изо рта. Диди глотнул воды и чуть было не захлебнулся, но каким-то чудом нащупал мундштук. Канат манил меня вверх. Но как я поплыву, волоча за собой Дюма? В наполненном водой гидрокостюме он весит не меньше двадцати пяти фунтов, а у меня совсем нет сил. И ведь не скажешь, чтобы нам пришлось особенно напрягаться. Однако Дюма беспомощен, а у меня в голове дурман. Да, странно действует на человека эта затопленная пещера…

Я решил лезть по канату и тащить за собой Диди. Перехватился руками раз, другой, третий — вдруг Фарг услужливо потравил канат: он понял рывки как сигнал! Вот незадача! Я делал нечеловеческие усилия, стараясь выиграть хоть один дюйм, а Фарг, чувствуя нетерпеливые рывки, продолжал травить канат. В конце концов я сообразил, что надо делать: тянуть канат, пока не кончится — уж конец-то Фарг не выпустит из рук! И я уныло принялся за работу.

Четыреста футов каната прошло через мои руки и легло кольцами на дне пещеры. Вдруг я почувствовал ладонью узел: Фарг нарастил канат, предполагая, что мы в эту секунду проходим последнюю подземную галерею Воклюза!..

Я отдернул руки от каната, словно это была змея. Остается только лезть по тоннелю, как альпинисты лезут. Фут за футом я карабкался вверх по выступам, останавливаясь каждый раз, когда начинал задыхаться и терять сознание от страшного напряжения. Чувствуя, что мои усилия приносят успех, я заставлял себя снова трогаться с места. Вот я привстал на цыпочках, стараясь получше ухватиться руками за очередной выступ, — вдруг пальцы сорвались, и бессильное тело Дюма потянуло меня вниз.

Потрясенный такой неудачей, я снова подумал о канате и только тут вспомнил: шесть рывков означают, что надо немедленно вытягивать нас наверх! Не сомневаясь, что смогу сосчитать до шести, я поймал канат и стал его дергать. Четыреста футов провисшего, петляющего на выступах каната! Фарг, неужели ты не чувствуешь, что здесь происходит? У меня больше нет сил. А тут еще Дюма…

Почему Дюма не может понять, какой обузой он стал для меня? Дюма, ты же все равно погибнешь. Если уже не погиб. Диди, у меня рука не поднимается, но ведь ты уже мертв, а не хочешь выпустить меня живым отсюда. Уйди с дороги, Диди. Я протянул руку за ножом: обрезать соединяющий нас канат.

Как ни затуманен был мой рассудок, что-то удержало меня, нож остался в ножнах. Диди, прежде чем обрезать канат, я еще раз попытаюсь связаться с Фаргом. Я взялся за канат и стал подавать сигналы бедствия, снова и снова. Диди, я делаю все, что может сделать человек. Я умираю вместе с тобой.

Фарг стоял на берегу водоема, совершенно сбитый с толку. Время, отведенное первой двойке на разведку, еще не вышло, но эти странные сигналы… Несколько минут назад мы вдруг затребовали огромное количество каната. Он послушно выполнил нашу просьбу и даже поспешил нарастить канат. «Не иначе они нашли там что-нибудь потрясающее», — подумал Фарг. Он уже предвкушал, как придет его черед нырять и ему откроются тайны глубин. Однако теперь канат безжизнен, его сильные, но чуткие руки не чувствуют никаких подергиваний. Фарг нахмурился и стал щупать канат, словно пульс.