Евгений Бузни - От экватора до полюса

Пиренеев сам, увидев их, закричал, чтобы они не смели идти дальше, а выбирались скорее наверх и шли на метеостанцию за помощью. Двигаться Володя почему-то не мог, лишь слегка поворачивал голову. Он рассказал им, как найти метеостанцию, и они поспешили уйти. А чтобы заметить место, они бросили в снег перчатки и долго видели их чернеющие точки на белоснежном покрове.

Пётр Сергеевич не мог спокойно слушать об этих перчатках. Как могли они, эти взрослые люди, не сообразить, что теперь, занесенные слоем снега перчатки даже собака не найдёт по запаху? Неужели не могли они скатать снежную бабу или просто столб из снега, который можно было бы увидеть даже в темноте? И вот теперь, когда наступило утро, он должен соображать или интуитивно догадываться, куда мог повести группу в снежную погоду его товарищ, хорошо знавший что такое яйла с её вечными капризами.

Они сели в машину и поехали, пока позволяло предполагаемое ровное место. Дальше пошли пешком.

Сколько выступов, сколько скал на подступах к величественному зрелищу, открывающемуся тем, кто их осилит на пути к яйле! Нет, не легко подняться на могучую крепость природы. Тут и сила нужна, и мужество не сдаться, и ловкость. Может, потому люди и стремятся на высокогорное плато, чтобы увидеть богатство яйлы, вдохнуть на высоте чистый воздух и почувствовать себя сильнее, мудрее, возвышеннее.

Но каждый год остаются в горах жертвы незнания, неумения, жертвы случая. Как помочь избежать их? Как найти в море скал, занесенную снегом фигурку человека?

Помогла интуиция. Какая-то сила тянула Петра Сергеевича именно к этому выступу в районе водопада Учан-Су. Казалось ему, что Володя должен был вести к Узеньбашской тропе, но мог же оказаться и возле Штангеевской. И хоть спутники уверяли в один голос, что не помнят этого места, Пётр Сергеевич решил посмотреть здесь. Первый раз в горах эти люди, измученные ночными поисками, уставшие до смерти, что они могли сейчас вспомнить?

Долго всматривался он в маленький холмик внизу, пока убедился, что это человек. Раздался вздох облегчения, но не был он радостным. Не очень приятно вытаскивать покойника, хоть и искали его столько времени. А в том, что человек, упавший со скалы и пролежавший всю ночь в снегу человек замёрз и больше не встанет, никто не сомневался.

Приготовления были недолгими. Пётр Сергеевич снял с пояса верёвку, показал, как её держать, когда он будет спускаться, чтобы не ударить его о скалу, надел рюкзак, обвязался, как положено, чтобы верёвка шла от пояса перед лицом, и начал спуск.

Как оказалось, верёвка была не достаточно длинна. Её хватило только до площадки, на которой лежал Пиренеев, но не до него самого. Стало быть, дальше придётся идти без страховки. Этого он не ожидал. Отвязался и присел на минутку, оценивая обстановку.

Перед ним километрах в десяти по прямой лежала Ялта, едва просматривавшаяся сквозь проплывавшие облака. Моря не было видно вовсе, как и небо, скрывавшееся за тучами. Будь это лето, довелось бы восхищаться неописуемой красотой. Да и сейчас было бы не плохо при других обстоятельствах. Всё-таки, когда оказываешься выше облаков, возникает волшебное ощущение присутствия в раю. Если бы, конечно, не то, что предстояло сейчас.

Спуск до края площадки был крут. Дальше пропасть. Самому бы не свалиться. Вспомнились глаза Риты. Как чувствовала. Да, надо быть осторожным. Конечно, когда идёшь к живому человеку, не так задумываешься, мысли летят, решения принимаются мгновенно, почти автоматически, а тут… Не очень то приятно вытаскивать ледяное тело. Одно сознание того, что твой бывший товарищ никогда больше с тобой не заговорит, само по себе страшно. Но ведь он жил, любил, что-то делал, был частью общей жизни и теперь должен быть похоронен с честью. Таков обычай у людей — помнить каждого и каждому положить цветок на могилу, смоченный слезами памяти.

Секунды, ушедшие на эти мысли, показались вечностью тем, кто остался наверху. Но вот Пётр Сергеевич начал медленный спуск, осторожно, почти символически держась за хрупкие веточки торчащих из снега кустиков. Кто-кто, а учитель географии, исходивший немало троп по горам Крыма, не раз спускавшийся в самые труднодоступные места, открывая новые пещеры и гроты, хорошо знал цену таким кустикам, что могут легко надломиться в мороз или вовсе вырваться из неглубокой почвы. Хотя если это молодая поросль крымской сосны, то корнями она держится очень крепко. Тут уж надо различать, что, где и как растёт. Пётр Сергеевич это умел и тому учил своих учеников в походах.

Когда спускаешься вниз по склону горы, не видишь сверху ни зацепов, ни выступов. Такова специфика спуска. Земля кажется гладкой. А тут ещё снег всё покрыл. Дополнительная сложность. Но горные ботинки не первый раз выручали своего хозяина, находя на ощупь неровности там, где их вовсе не видел глаз.

Из плена висящих туч над самой Ялтой неожиданно вырвалось солнце и начало слепить глаза. «Ещё новость, — подумал с досадой Пётр Сергеевич. — Пришло ясно солнышко совсем не к стати. Да, но это значит, что уже восьмой час. Теперь внимание, как бы не столкнуть случайно рюкзак Володи, на котором он, кажется, держится».

Находясь рядом с телом, можно было легко различить под снегом ноги, руки и голову Володи. Он лежал, согнувшись лицом к скале и, наверное, не видел, что зацепился на самом краю обрыва.

Пётр Сергеевич укрепил как следует ступни своих ног, чтоб не заскользили, наклонился над телом товарища и стал смахивать снег с лица, воротника, плеч. На Володе было кожаное пальто с тёплой меховой подкладкой и меховым воротником. Слой снега оказался небольшим. Видимо, здесь не так мело.

Мелькнула мысль: «Взяли бы второй моток верёвки на метеостанции, хватило бы прямо сюда. Легко вытащили бы тело за ноги. А тут придётся самому вверх тянуть. Ну, сам виноват. На такое расстояние не рассчитывал. Сколько здесь? Метров двадцать пять тире тридцать? Не так-то просто. Вчера днём до метели было солнце. Очевидно, могло подтаять, а ночью ударил мороз. Потому и наст твёрдый, хоть и мело потом, но именно здесь, на площадке, меньше. Не соскользнуть бы. Ну да пора начинать».

Боясь резких движений, стал выпрямлять согнутые в коленях ноги Володи. В этот момент раздался тихий стон. Мороз пробежал по коже Петра Сергеевича. Глянув в лицо Перенеева, он увидел, что глаза его открыты.

— Ты жив, жив, чёрт возьми?! — изумлённо воскликнул он. — Володька!

Ещё немного припорошённые губы шевельнулись, как бы борясь со сковывающим морозом:

— Пить, Петя, — прошептали они.

Пётр Сергеевич засуетился. Словно он сам ожил, и нет теперь для него ничего в этом мире, кроме товарища живого, беспомощного на краю пропасти. Он даже засмеялся от неожиданной радости и заговорил ободряющим голосом: