Евгений Бузни - От экватора до полюса

Завидя меня с фотоаппаратом, направленным объективом на свадебные шатры, я тут же был приглашён кем-то в один из шатров. Это оказалось специальное место для мужчин. Внутри стояли скамьи, на которых чинно расселись гости, среди которых были и мои знакомые. Перед всеми на особо сооружённом постаменте лежало что-то вроде валика из подушек — место для жениха.

Шатёр вмещал около ста человек и вскоре заполнился почти до отказа. Тогда появился мулла с книгой, которому отец виновника торжества продиктовал данные жениха и невесты, которые он заносил неспешно в книгу регистрации. Через некоторое время привели и самого жениха. Однако увидеть его лицо мне почти не удалось, так как оно было всё время закрыто гирляндами цветов и сцепленных между собою скотчем пакистанских рупий, подаренных на свадьбу.

Мулла стал читать жениху его права и обязанности. Жених изредка отодвигал гирлянды от лица и что-то говорил в ответ мулле. По окончании этой процедуры гостям, сидящим в первом ряду, стали раздавать сладкие финики, а остальным их просто бросали веером. Сидевший рядом со мной начальник ТЭС пояснил мне, что с этого момента жених считается мужем и несёт всю ответственность за свою жену.

Между тем невеста в это время находилась с женщинами в другом шатре. С мужем она встретилась после обеда, когда к месту свадьбы подъехала шикарно разукрашенная крессида. Невесту вывели и плачущей усадили на заднее место легковой машины. Жених уже без гирлянд на голове сел впереди. Им предстояло ехать в город Саккар на новое для жены место жительства. О том, будут ли молодожёны счастливы можно было только догадываться.

То, что его родному городу Хайдарабаду исполни лось недавно двести лет, не имело никакого значения для Али Замана, так как ему самому только что стукнуло всего лишь шесть. Историю ему ещё не преподавали, и потому он не знал о величии крепости Тальпуров, стены которой стоят здесь уже два столетия. Они возвышаются над городом несколько мрачновато, сморщившись от времени, укоризненно наблюдая за суетливой, не прекращающейся ни на минуту жизнью некогда бывшей столицы Синда, а теперь не столь, может быть славного, но растущего города развивающегося пакистанского государства.

Неприступные два века назад укрепления рассохлись, покрылись длинными морщинами, пропуская по ним как сквозь гребень с широкими зубьями грязные потоки редких дождей. Жизненные драмы случались у основания стен значительно чаще. И стены наблюдали их молча, независимо, не мешая и не помогая. Даже разогретые так, что нельзя прикоснуться, солнцем, они холодно взирали на проезжающие где-то внизу тонги с женщинами, укрытыми преимущественно черными паранджами, роскошные японские легковые крессиды и тойоты — мощные грузовики, управляемые порой сомнительными водителями, напоминающими контрабандистов. Так же мрачно стены взирали на важно шагающих буйволов, деловито семенящих, навьюченных тяжелой поклажей маленьких осликов и небрежно тянущих низкие повозки верблюдов, лениво переставляющих высокие двухколенные ноги и готовые в любой момент презрительно сплюнуть пенистой слюной через отвисшую губу.

В это разнообразие транспорта вмешивались стремительные мотороллеры и юркие велосипедисты. Всё остальное пространство заполнялось людьми, одетыми преимущественно, как мужчины, так и женщины, в лёгкие шельвар-камизные одежды разнообразных расцветок и фасонов. Пестроту дополняли некоторые европейские костюмы, индийские сари, белые тюрбаны, украшенные бисером тюбетейки и многочисленные чёрные и седые бороды.

Однако всё это было решительно безразлично стенам крепости. Но на то они и были стены, хоть и умудрённые древностью. Конечно, мальчишке с любопытными чёрными глазёнками нравилось наблюдать со своей улицы, как в широкие щели находящихся недалеко стен прячутся многочисленные птицы, и когда он ходил с отцом за конфетами к лавочке под самой башней, то, задрав голову, внимательно наблюдал за большими ящерицами, ловко ползающими по вертикальной поверхности, но чаще застывающими в изогнутых позах, долго выжидая появления мошек или мотыльков возле самого их носа, когда достаточно мгновенно высунуть язычок, чтобы им ловко направить жертву в маленькую, но хищную пасть.

Впрочем, сейчас малыша интересовало другое, о чем ему надо было срочно поговорить с Иршадом. Али любил по всем вопросам советоваться со своим товарищем, который был на два года старше и недавно отпраздновал окончание изучения Корана. Иршад умел объяснять самое трудное. У него всегда можно было получить ответ, не то, что у учителя Корана господина Сиддики. Тот требовал всё запоминать и не спрашивать, так как Коран не разрешает задавать лишние вопросы. Потому, наверное, у Али трудно складывались отношения с Аллахом.

Вот, например, не так давно он увидел, как маленький котёнок залез на акацию и никак не мог спуститься с неё. Тщедушное создание громко мяукало, прося снять с дерева, и тогда Али полез помочь котёнку, но ветка, на которую он стал, обломилась, и Али упал, больно ударившись рукой о каменный порог. В это время из дома вышел господин Сиддики и сказал, поднимая мальчика с земли:

— Аллах наказал тебя за то, что ты споришь с Кораном вместо того, чтобы просто учить его. Али перестал плакать и тут же возразил:

— Но ведь я хотел помочь котёнку, значит, собирался сделать доброе дело, почему же он меня наказал?

— Надо было позвать кого-нибудь, раз сам не умеешь лазать по деревьям, — ответил учитель.

— Нет, Аллах должен был помочь мне, раз он всё может. А зачем он сломал ветку и ушиб руку?

Тогда господин Сиддики рассердился и сказал, что Али совсем глупый и на этом закончил спор.

Али хотел добавить, что Коран не позволяет мусульманам грубо говорить друг с другом, но учитель уже зашел в дом. Тогда Али побежал в соседний двор, где Иршад гонял мяч и рассказал о случае с котёнком, который, кстати, тоже свалился с дерева, но тут же убежал.

Иршад глубокомысленно подумал и изрёк:

— Всё правильно, аллах хотел проверить, будешь ты плакать или нет.

А ты плакал?

— Да. — Ответил Али, — но зачем ему проверять, если он всё знает заранее?

— Тоже правильно, — согласился Иршад. — Значит, ему нужно было, чтобы ты поплакал. Может, у тебя были лишние слёзы, и они бы не вылились, если бы ты не заплакал, а ты не заплакал бы, если бы не упал, а не упал бы, если бы не полез на дерево. Вот он и посадил туда котёнка. Понял?

С таким длинным объяснением Али спорить не стал, хоть и не очень понял, зачем аллаху нужны были его слёзы. Теперь же его интересовало другое.

Через три дня все собирались праздновать Солёный Ид. Али знал, что бывает два Ида: сладкий и солёный. Сладкий праздновали не так давно, после длинного Рамазана, когда целый месяц папа и мама днём ничего не ели до захода солнца. Ему, как маленькому, аллах разрешал есть в любое время, а им нет, и потому Али тогда не хотел становиться взрослым. Зато сразу после Рамазана, когда в небе появилась луна, начался сладкий ид. Тогда все стали ходить друг к другу в гости и Али угощали халвой, зардой, шакар парой и многими другими особыми сладостями, не говоря уж о конфетах и печенье.