Роман Устинов - Автостопом по социализму, или Свобода по талонам

Объясняю им, что нужен город Карденас. Они едут туда же. Ждем час, полтора. Пытаемся общаться; получается плохо. Уезжаем на каком-то проходящем автобусе; на нем вывесок нет (это еще один «плюс» кубинского общественного транспорта – отсутствие вывесок). Я – впервые в кубинском автобусе, рюкзак мешает, школьники добродушные, помогают мне и рекламируют какую-то мучачу, сидящую неподалеку. Я сразу заметил, что сдать, отрекомендовать, прорекламировать, продать или просто впарить мучач пытаются все; да и сами мучачи тоже пытаются сдаваться; однако потребности в мучачах я пока что не испытывал.

Приезжаем в город, но мне он не нужен, мне нужно дальше. Уже после исчезновения школьников в автобусе появляется какой-то тип, очень хотящий мне помочь, показывает, где выходить, на выезде из города, откуда группа кубинцев пытается уехать на Haguey Grande, сводит меня с этими кубинцами, разъясняет, что мне нужно, и мы начинаем ждать машину.

В этот момент я ощущаю себя самым дезориентированным существом на Кубе: я в абсолютно не туристическом месте, у меня нет местных денег, я не знаю ни испанского, ни кубинских реалий, но я стою и жду, грызу с кубинцами орехи и пытаюсь с ними о чем-то разговаривать.

В процессе дальнейшего моего путешествия вторым по распространенности занятием, на которое я тратил наибольшее количество времени, после сна, оказалось ожидание транспорта.

Оно, наверное, даже превышало время, затраченное на непосредственное перемещение в этом транспорте. Вот мы и ждем, все вместе, грызем орехи.пролетарии Люди сидят, никуда не торопятся, солнце подплывает к горизонту, я спрашиваю:

– Точно уедем?

– Точно, точно.

– А сколько народу еще впереди меня?

– Человек десять.

М-да, если десять, это означает, что я уеду только через пару машин, а за час пока не приехало ни одной.

Тут подплывает синий винтажный концепт-кар, кубинцы активизируются, тащат меня. Я уезжаю не в третьем, не во втором, а в первом автомобиле! В него вбивается ни много, ни мало – тринадцать человек, включая водителя и двух детей.

Как я заметил позже, транспорт на острове строился, а верней модифицировался, не по принципу максимального комфорта, скорости или других показателей, а по принципу максимально возможного количества вмещающихся внутрь людей.

Машин таких на Кубе, конечно, полно, однако я еду в подобном звере впервые: три ряда кресел (одно, разумеется, новодел, присобаченный где-то сзади и вмещающий четырёх человек), сиденье водителя сплошное, поэтому умещается сразу три человека, двери тяжелые, чугунные, закрываются и открываются с большим усилием и только при участии водителя.

Впоследствии, конечно, к подобному способу передвижения мне придется прибегнуть неоднократно, однако сейчас все кажется в диковинку. Кубинцы, доселе не знакомые и наладившие контакт друг с другом только на остановке, едут, обнявшись, распевая какие-то песни. И с ними – я, я, в битком набитой старой американской машине с чугунными дверьми, в окружении загорелых добродушных людей, каждый из которых мне что-то говорит, я почти ничего не понимаю. Но мне не нужно их понимать, наше взаимопонимание – на более глубоком, невербальном уровне, нам и не нужно говорить; они свободны – и я свободен, они счастливы – и я счастлив. Я счастлив благодаря скорости, ветру, дующему в глотку, благодаря тому, что я не в холодной Москве, а на теплой Кубе, мчусь, с новыми друзьями, к новым городам и за новыми приключениями.

В маленьких городках, которые проезжаем, машина сбрасывает скорость, и мой сосед начинает издавать призывные звуки «псс», «псс», обращая на себя внимание мучач, бесцельно слоняющихся по узким булыжным улочкам. Он также хвалится мне своими татуировками и объясняет, что сидит в тюрьме. Мне, слабо разбирающемуся во временах глаголов испанского языка, кажется, что он уже откинулся и сейчас едет домой. Но каково же было мое удивление, когда мы остановились у тюрьмы, этот перец вышел из машины, забрал свою сумку и, улыбаясь и здороваясь с полицейскими, проследовал вглубь территории острога.

Оказывается (ситуацию проясняют оставшиеся в машине попутчики), каждому заключенному положено раз в три месяца отдыхать несколько дней от суровых реалий мест заключения, поэтому наш татуированный товарищ возвращался из дому, отдохнув и откушав тещиных блинов. Неплохо, страна свободы, как никак. Ну а действительно – куда ты убежишь за время своих каникул? Ведь это же остров.

Сейчас и впоследствии кубинцы зачем-то оставляли в моем блокноте свои адреса, звали в гости, список постоянно пополнялся, вот и сейчас они старались меня осчастливить новой записью: почти половина попутчиков внесли свои данные в мою записную книжку. Эта информация была бесполезна, ведь я разумно осознавал, что этих людей вижу, скорей всего, в последний раз, поэтому ни одна запись не сохранилась. Да и вообще большинство моих попутчиков и помощников и прочих хороших людей жили в таких местах, в которые я совсем не собирался по причине слабого представления, что там делать. Но именно в этих местах живут люди, далёкие от партии, политики, законов, и именно в этих людях живёт чувство настоящего, бескорыстного гостеприимства.

Ну вот и я, приехавший в Haguey Grande стандартным аборигенским способом, в котором на сей момент вижу только плюсы.

Трачу гораздо меньше денег на перемещение, нежели покупал бы билет на автовокзале.

Не стою в листе ожидания и покидаю Варадеро тогда, когда мне надо.

Становлюсь обладателем настоящих кубинских денег.

И – самое главное – я постепенно начинаю превращаться в кубинца…

Расставание со всеми попутчиками обычно происходило по следующему сценарию: пожимание рук, хлопание по плечу, говорение каких-нибудь слов, иногда обмен подарками, совместное фотографирование – и все расходятся довольными и радостными. Если в туристических городах совместное с иностранцами фотографирование для кубинцев, разодетых в перья и выступающих перед туристами в полуобнаженном виде, было будничным занятием, которое иногда даже приносило какой-то доход, то в тех местах, в которых доводилось оказываться мне, процесс запечатления изображения на цифровой носитель был скорее интересным и любопытным занятием для участников самого процесса. В некоторых деревнях даже встречались люди, которые видели такую диковинную вещь как фотоаппарат впервые. Порой, когда просил кого-то нажать на кнопку, приходилось долго объяснять, как работает эта штука.

Насытившись в уличной закусочной, двигаюсь пешком по указателю «Австралия» в сторону государственной автописты. В полукилометре от нее, на выезде из города, в пальмовой роще напротив автомастерской разбиваю палатку: палатка новая, долго не могу сообразить, как её собрать, в бетонную землю забиваю кокосами колышки, которые гнутся, бегают ящерицы, вроде не кусаются. Темно. Устав, ставлю палатку, как попало; засыпаю. Разумеется, через какое-то время она заваливается на меня, поскольку поставлена криво. Ночью меня навещают кубинцы, обитающие в автомастерской, расположенной неподалеку: они заметили мои шевеления в роще, расспрашивали, кто такой, откуда, и сказали, что без проблем, отдыхай: место спокойное, ящерицы неядовитые. В гости, однако, не пригласили.