Александр Ледащёв - Маори по кличке Литой [СИ]

— Я понял вас, этот парень принадлежит вам, и мы просто не знали об этом, — сказал Джонни тоже на языке маори, — я забуду его слова. Они прозвучали не от него.

— Этот парень северянин, он не принадлежит нам, мы с западного берега. Дело в другом. Этот парень не может быть чьим-то. Этот парень — маори. А вы — уже нет. Пошли вон.

— Если ты понимаешь, о чем мы говорим, — привычно закончил второй старичок.

Джонни и его люди молча встали и покинули заведение. «Сделка отменяется» — бросил Джонни напоследок по-английски. Лицо Джонни спасло то, что на языке стариков в зале говорили лишь они, Моана и он сам. Что наговорить своим, он решит.

— Моана, что тут происходит, что за бред, эй, стары… — начал было Джекки, но Моана резко оборвал его: «Молчи! Не говори с ними, тем более, на этой английской каше!» Джекки смолк.

— Почтенные, я понимаю, что вы только что спасли мне жизнь. Я не знаю, придумали ли люди слова, чтобы я мог выразить вам то уважение, что я к вам испытываю. Я очень благодарен вам, — сказал Моана.

— Ты говорил, как должен говорить маори из рода воинов. Ты дерешься в клетке так, что мы вспоминаем старое время. Ты вселяешь радость и ты, поверь мне, влияешь даже на убогих, вроде этого, — старик, говоривший с Джонни, слегка качнул головой в сторону Джекки. — Мы видим, что маори еще ходят по этой земле, а это то, ради чего мы на этой земле, два старых человека, еще остаемся.

— Если ты понимаешь, о чем мы говорим, — завершил тираду второй старик, но они снова не засмеялись.

— Вы не против, почтенные, если я приглашу вас присесть с нами за стол, пока я быстро объясню другу, в чем дело? Боюсь, он может наделать глупостей.

— За стол? Нет уж. Если ты предлагаешь просто посидеть задом на твердом стуле, то уволь. Но мы бы с удовольствием пообедали, если ты составишь нам компанию, — улыбнулся первый старик.

— Если ты понимаешь, о чем он говорит, — закончил второй и на сей раз оба старца покатились со смеху.

Заказывал Моана все, что мог придумать, официантка носилась чайкой над водой, старцы одобрительно кивали, глядя на уставляемый стол, Крышка просто как-то тихо исчез, а Моана, когда они, наконец, почти приступили к трапезе, кратко сказал Джекки: «Эти два почтенных старика — вожди западного берега. Там их слово весит больше, чем самосвал с рельсами. Если бы Джонни спятил и ослушался — «Монгрелов» просто стали бы убивать, везде, где поймают. Будь они хоть трижды «Монгрелами», в войне со всем западным берегом им не выжить. Это тот самый случай, из которого выхода нет» — Моана произнес это очень быстро, сухо, склонившись к Джекки и говоря на английском. Тот помолчал мгновение. А затем поднялся, слегка поклонился двум старцам, держа руки «лодочкой» у лба и проговорил на языке маори, коряво, но вполне сносно: «Прошу принять наше приглашение к столу и благодарность».

— Если мы понимаем, о чем он говорит, — хором сказали старцы и рассмеялись все четверо.

— Моана, — устало сказал Джекки, когда веселые старцы, откушав, сколько душа приняла и побеседовав с молодым (для них) маори Моаной, удалились, пожелав обоим на прощание всех благ (Моане на родном, а Джекки — на таком чистом английском языке, с таким явным оксфордским выговором, что любого оксфордца посетила бы мысль сходить к логопеду, так как с ним самим что-то не то), — ты неглупый мужик. Объясни мне, дураку, кто такие эти два старичка, которые усадили на зад «Монгрелов», не повышая голоса? И что они ему сказали?

— Джекки, ты не обижайся, но их разговор не для лишних ушей, иначе они бы говорили по-английски. Скажу, что они просто дали Джонни частично сохранить лицо. А теперь повторю. Это два старых вождя, из рода воинов западного берега.

— Ты в каком веке живешь, Моана? Какие вожди? «Монгрелов» тьма в Новой Зеландии, у них связи и в полиции, и на улице, и деньги, и оружие. Что так их напугало? — Джекки старался докопаться до сути. Что-то вызревало в голове, но пока не оформилось.

— Я плохо умею говорить, — огорчился Моана, — раз ты так и не понял. Слово этих двух достойных людей, хранителей традиций и рассказов маори, весит, как я уже сказал, для ребят с западного берега, как самосвал с рельсами. Если бы Джонни уперся, то он имел бы дело не со старыми воинами. Он имел бы дело со всем западным берегом. Да, ты прав. Их много, они вооружены, они знают город и все такое. Но скажи мне, умный мужик из Окленда, только сперва подумай — ты бы хотел, чтобы за тобой и твоими ребятами охотилась пусть даже всего сотня таких вот деревенских увальней, как я? Имея одну цель — убивать? Наплевав на любые последствия? Улица? А ты уверен, что, пройди слух, чем вызвана бойня, вся улица поддержала бы «Монгрелов»? Не думаю. Но даже если и так — подумай. Сто человек, вроде меня, гоняются за вами по всем городам Аотеароа. Убивая везде, где находят. Садясь в тюрьму, погибая, теряя здоровье, но добиваясь своего? Хотел бы?

Джекки помолчал. Он представил себе картину, описанную Моаной. Да. Улица — улицей, но начнись такое, а маори, как понял уже Джекки, настоящие, старые маори (ему стало обидно на миг, что ведь и он маори, но уже — не такой), плевать хотели на законы, что государственные, что уличные, так как живут по своим, так вот, начнись такое — и «Монгрелам» хана. Сотня Моан, которая гоняется за тобой? Застрелиться выйдет быстрее и проще. Без вариантов. Улица поддержит «Монгрел Мобс»? Черта с два. В них сразу вцепятся все, кто хотел бы спихнуть их с трона. А сколько мелочевки из «Монгрелов» сразу же станут самыми законопослушными новозеландцами? Без вариантов. Моана умыл «Монгрел Мобс», не повышая голоса. Не рассчитывая ни на что. Старичков, что подоспели так вовремя, мог прислать лишь сам Господь. Моана верил в себя и в свою правоту. Плевать ему было, что в следующий момент он, скорее всего, успел бы получить минимум три-четыре пули. «Меня нельзя купить, продать, обменять или подарить». Это не было вызовом. Это не было пафосом, не было попыткой разогреть себя напоследок. Это была констатация факта. Джекки в запоздалом ужасе вспомнил, как Моана высунул язык.

— Моана, друг мой, а ты и теперь думаешь убить Джонни? — С опаской спросил он. Это было бы уже перебором.

— Нет, конечно. Он трус. Он сбежал с поля битвы. Умный трус. Да и смысла в этом больше нет, — ответил Моана, попивая чай и поглядывая на Джекки со спокойным удовлетворением хорошо проведшего свой день, человека.

— Но ты показал ему язык. Ты в самом деле его бы съел, если бы убил? Ты вообще, — Джекки уже потерялся в пространстве, спрашивая то, что не спрашивают ни на улице, ни у маори, ни вообще нигде, но Моана, кажется, понимал, что с ним происходит, — вообще… Кого-нибудь уже… Ел?