Анна Пушакова - Япония. Введение в искусство и культуру

В 1945 году после бомбардировки Токио Ёсивара был почти полностью разрушен, но впоследствии отстроен заново. Квартал закрыли только в 1958 году, с введением в Японии запрета на проституцию. К этому времени история Ёсивара насчитывала более трехсот сорока лет.

В своем романе «Пять женщин, предавшихся любви» Ихара Сайкаку писал: «Амулетов с клятвами накопилось у него с тысячу связок; сорванные ногти уж не вмещаются в шкатулку; пряди черных волос свились в толстый жгут, каким можно укротить и ревнивую женщину. Письма, что доставляли ему каждый день, громоздились горой; дареные накидки с именными иероглифами, ненадеванные, валялись грудой. <���…> А Сэйдзюро свалил все это в кладовую, написав на ее дверях: „Кладовая любви“».

Существовало множество способов доказать клиенту или покровителю свою любовь. Некоторые из этих способов были болезненными и даже жестокими. Иногда женщины наносили на свои тела татуировки с именами возлюбленных. Куртизанки самых высоких рангов обычно не имели никаких татуировок, но в целом такой способ доказательства любви был обычным явлением. Впрочем, впоследствии имя возлюбленного можно было свести или изменить: для этого обычно делалось прижигание моксой. Литературные источники XVII века приводят имя Сансэки из Киото, которая меняла имена возлюбленных на своей руке семьдесят пять раз.

Также в знак доказательства любви женщины снимали ногтевую пластину или отрезали палец. Существовало два способа это сделать: отрезать кончик пальца или же перерубить его поперек. Разумеется, юдзё высоких рангов не прибегали к таким жестоким процедурам.

Обычно посетители веселых кварталов тратили гораздо больше, чем им позволяло состояние, и влезали в непомерные долги, занимая деньги под большие проценты, а иной раз присваивая себе чужое имущество. Не случайно множество историй о двойных самоубийствах так или иначе связаны с деньгами, а подчас и с невозможностью выкупа.

Подлинная история одного юноши и одной девушки о том, как они плохо жили и хорошо умерли. Реальное происшествие, случившееся однажды, обнажившее некоторые вечные истины.

На вершине холма две старые могилы.

— Сюда весной, когда ветви вишневых деревьев покроются цветами, приходят толпами юноши и девушки из Токио и покрывают эти могилы белоснежными цветами! — говорит мне Кошино.

— Чьи ж это могилы?

— Здесь погребен Сираи Гомпати. Здесь погребена Комурасаки.

— Кто был он?

— Убийца.

— Она?

— Куртизанка.

— Чем же они прославились?

Кошино пожал плечами:

— Они любили друг друга.

Вот ответ тем, кто говорит, будто в самом языке этих материалистов-японцев нет слова «любить», а есть только слово «желать».

Пусть им молча ответят эти две могилы, которые в течение двух столетий каждую весну покрывают цветами только потому, что люди, упокоившиеся в них, «любили друг друга».

Сираи Гомпати был обезглавлен в 1679 году в Синагаве. Его обвиняли в многочисленных убийствах и грабежах. Юдзё Комурасаки, влюбленная в него без памяти, отвергла выгодное предложение своего богатого покровителя. Дождавшись окончания своего контракта и расплатившись с долгами, она вышла из квартала Ёсивара, направилась на могилу к возлюбленному и покончила с собой.

Впрочем, есть версии, согласно которым в 1681 году реальная Комурасаки еще была жива и вообще никогда не влюблялась в Гомпати. Однако эта история любви стала одной из любимых тем в театральных постановках, популярных романах и укиё-э.

Термин «укиё» 浮世, который принято переводить как «плывущий мир», был заимствован из буддийской терминологии, где был записан другими иероглифами — 憂世, означавшими «мир печалей, страстей». В XVII веке японские писатели изменили буддийский термин с помощью омонимии, чем внесли значительные изменения в исходный смысл этого слова.

Считается, что одним из первых термин в новом значении употребил писатель Асаи Рёи в 1661 году: «Жить одним мгновением, любоваться луной, снегом, цветением вишни и осенними листьями, петь песни, пить вино, развлекаться, пытаясь удержаться на плаву, не обращать внимание на собственную бедность, не впадать в уныние, уподобиться тыкве-горлянке, которая плывет по течению, — вот, что мы называем плывущим миром (укиё)».

Мораль этого пассажа можно вывести одной формулой: Давайте развлекаться, наслаждаться, жизнь так скоротечна, все равно в конце концов все мы умрем. И это совсем другая концепция, чем в исходной буддийской интерпретации.

В буддизме подразумевается, что мир, в котором мы живем, — бренный, преходящий, и именно поэтому нужно избавиться от страстей. Однако городское сословие периода Эдо, по всей видимости, рассуждало иначе.

Городское сословие Эдо состояло не только из людей, кто постоянно проживал в этом городе, но включало тех, кто приезжал из окрестных деревень на сезонные заработки. В основном это были простые ремесленники и торговцы. Именно для них, а вовсе не для высокопоставленных самураев, японская гравюра стала своеобразным окном в мир.

В период Эдо в стране появляется недорогая печатная графика, включавшая не только отдельные листы гравюр, но и иллюстрированные книги, ученые трактаты, журналы и популярную литературу. Все это распространялось по небольшим книжным лавкам, при этом иллюстрированные книги продавались и за пределами города Эдо благодаря своеобразным передвижным библиотекам. Разносчики книг приходили прямо в дом, и за небольшую плату у них можно было арендовать книги на время.

Техника печати с деревянных досок, или ксилография, была известна в Японии задолго до периода Эдо, однако использовалась преимущественно в буддийских монастырях для иллюстрирования различных сутр. Так продолжалось довольно долго, вплоть до XIV–XVI веков, пока в Японии не появились первые печатные книги. Сначала их можно было встретить только в монастырях, а в конце XVI века в японской печати случилась настоящая революция. В страну попала технология печати подвижными литерами. Инновацию использовали недолго, всего шестьдесят лет, с 1590 по 1650 год, но за это время японцы успели выпустить большое количество книг. В основном это были произведения японской и китайской литературы, и таким образом печать впервые стала светской.

Метод набора печатными литерами в Японии не прижился, и в итоге японцы вернулись к традиционной технологии ксилографии. Однако эта печать дала японцам возможность освободиться от диктата религиозной литературы в книгопечатании и перейти к изданию классических произведений, предназначенных для массового читателя. К тому же за короткое время страну наводнили печатные произведения, а первые коммерческие издатели ушли в сторону свободного рынка