Сьюзен Флетчер - Путешествие белой медведицы

Раздался взрыв хохота.

— Навозный мальчишка!

— Ненавижу тебя, медведица, — буркнул я. — Ненавижу, ненавижу, ненавижу!

Позже, после того как я помыл пол клетки и ополоснул его несколькими вёдрами солёной воды; после того как выдраил запачканную часть палубы, принёс из трюма полную корзину рыбы и по одной штуке скормил медведице; после того как отмыл навоз с плаща и туники, постирал носки, помыл и спрятал ботинки (я решил, что будет разумнее ходить босиком, как все остальные)… после всего этого ко мне подошёл старый моряк, который сказал, что мне «пора зарабатывать свой хлеб». Он велел мне взять ложку из кладовой и повёл в носовую часть корабля, где кок раздавал морской сухарь и тушёную треску. Кок поприветствовал старого моряка, назвав по имени — Торвальд, — и протянул ему деревянную миску для меня.

— Ешь на здоровье, — сказал Торвальд.

Он взял ещё одну порцию для себя и занял место среди шести молодых моряков, которые сидели на палубе, скрестив ноги.

Хаук посмотрел на меня с недоброй улыбкой, что была хорошо мне знакома: мои сводные братья улыбались так же, когда замышляли что-то против меня.

— Навозный мальчишка, — пробормотал он, и несколько моряков засмеялись.

Торвальд окинул их суровым взглядом, и матросы отвернулись. Каждый занялся своим делом — кто-то продолжил трапезу, кто-то играл в карты или кости, а один из них — приспешник Хаука, тощий Оттар — обстругивал палку.

Я взял ложку и принялся за еду. Вскоре вокруг начались разговоры: сплетничали о незнакомых мне людях. Когда речь зашла о докторе, я навострил уши. Со слов моряков, раньше он был лекарем короля Хокона, но потом сделал неудачную операцию любимой племяннице Его Величества и оставил на её лице уродливый шрам. Король был в гневе и немедля отправил доктора в отставку, а в качестве дополнительного наказания поручил ему сопровождать медведицу в Лондон. Если она заболеет или получит травму в дороге… никто не мог сказать наверняка, какая участь ожидает доктора. Можно не сомневаться в одном: кара будет суровой.

Кто-то позвал Торвальда, и тот медленно встал и направился в сторону юта, где находилась каюта капитана.

— Навозный мальчишка, — повторил Хаук.

Матросы захихикали.

— Хаук, когда мы перевозили лошадей, это было твоей обязанностью, но никто почему-то тебя не обзывал, — заметил рыжеволосый моряк.

— Я навоз просто убирал, Кетил, а не бегал за ним по всей палубе.

Оттар прыснул, отвлёкшись от работы.

— Это всё же не лошадь, не так ли? — возразил моряк. — Вспомни, что этот зверь сделал с доктором. Я видел его руку сразу после происшествия. Прогрыз до кости, отвечаю.

Матросы сразу помрачнели. Один перекрестился, другой пробормотал что-то себе под нос и покачал головой.

— По мне, так то же самое, — отмахнулся Хаук. — А вчера он, между прочим, стащил мой ужин, так что…

Он потянулся к моей миске, подцепил ножом последний кусочек трески и, глядя мне прямо в глаза, надкусил рыбу и с нескрываемым злорадством проглотил её.

Боковым зрением я видел, как остальные начали тревожно переглядываться. Оттар нервно усмехнулся; другие матросы отвели глаза.

Я знал, что должен отвоевать свою еду, но Хаук был больше и сильнее меня, а я слишком устал, чтобы дать достойный отпор.

Ночью я укрылся овчиной, которую дал мне Торвальд, и свернулся калачиком на палубе среди моряков, прислушиваясь к новым звукам: монотонному шелесту моря, поскрипыванию мачты, треску и шёпоту паруса. Глухому стуку и шуршанию груза в трюме.

Рядом кто-то храпел. Кто-то бормотал во сне. А чуть вдалеке отчётливо слышался другой звук, который я ни с чем бы не спутал. Бум. Бум. Бум. Медвежьи шаги.

Она никак не могла уснуть.

Я натянул на голову плащ, чтобы заглушить этот звук, но всё не мог стереть из памяти хриплый жалобный стон медведицы, когда она ударилась о палубу, упав вместе с клеткой.

Бум. Бум. Бум.

Я откинул плащ, перевернулся на спину, посмотрел на звёзды, сияющие в тусклом молочном свете луны, и тут подумал: а вдруг мама смотрит сейчас на эти же звёзды? Может быть, она тоже не спит этой ночью и гадает, где я. Интересно, они искали меня? Проверяли ли сарай, домик лодочника, пещеры в горах? Спрашивали в соседних поместьях? Просили посмотреть в хлевах?

Сожалели, что я ушёл? Думали, что могли быть добрее ко мне?

Мама…

Интересно, она скучает по мне?

Прямо сейчас?

И какой же я сын, если оставил свою любимую маму, не сказав ей ни слова?

Меня охватила невероятная печаль. Что я здесь делаю? Зачем я оставил маму и ушёл из дома? Неужели они действительно были так плохи, мои сводные братья? Насмешливые и грубые, они никогда не причиняли мне настоящего вреда. Это просто… такие злые игры. Просто у них такой характер. А теперь меня обзывают навозным мальчишкой … Разве так лучше?

Бум. Бум. Бум.

Я сел — больше не мог лежать и слушать — закинул котомку на плечо, поднял свою подстилку из овчины и на цыпочках прокрался мимо спящих моряков к клетке медведицы.

— Тебе тоже не спится? — спросил я тихо, чтобы никто не услышал, как я разговариваю с ней.

Не останавливаясь, медведица повернула в мою сторону большую голову.

Я сел рядом с клеткой и достал из котомки письмо. В лунном свете хорошо было видно чернила на пергаменте. Я провёл пальцем вниз по странице и остановился на слове, в котором мама узнала имя отца: Моркан. А потом нашёл своё имя: Артур.

Мама так часто рассказывала мне о месте, где я родился, что я легко мог представить его. Горная долина, окружённая соляными болотами, а далеко внизу — седое море. Там туманно, а зимой идут дожди. Вокруг пастбищ растут дубы и рябины, и трава зеленеет круглый год.

Я представил, как стою перед большими деревянными воротами замка. Сейчас они со скрипом откроются, и тогда… Четыре принца, племянники Давида, конечно же, вспомнят моего отца. Они, конечно же, обнимут меня и примут как его наследника, истинного сына Уэльса.

Неожиданный звук заставил меня очнуться от фантазий. Медведица больше не топала. Она внимательно изучала меня и принюхивалась большим чёрным носом. Я замер. Несколько мгновений мы смотрели друг другу в глаза, а потом она длинно и тяжело вздохнула и опустилась на пол. Меня обдало медвежьим духом, смешанным с запахом рыбы. Медведица прислонилась головой к клетке и потёрлась о прутья сначала одним, а потом другим ухом.

Я сложил письмо и убрал обратно в котомку. Опустившись на колени рядом с клеткой, я начал жужжать себе под нос. Я знал, что передо мной опасный, дикий зверь, но в этот момент медведица почему-то напомнила мне моего старого пса по имени Локи, который часто составлял мне компанию в часы одиночества. Он любил, когда я чесал ему за ухом.