Георгий Кублицкий - Фритьоф Нансен [Его жизнь и необыкновенные приключения]

Ага, вот он!

Из-за тороса высовывается сначала черный нос, затем башка размером с чемодан средней величины. Охотники тотчас бросаются ничком на лед: так они несколько напоминают тюленей, и медведь вряд ли испугается их. Хорошо, если в этом месте лед не подтаял на солнце. Но если пришлось лечь даже в лужу — терпи!

Теперь начинается самое интересное. Медведь поводит носом, фыркает, плотоядно глядя на «тюленей». Но его смущает открытое место. Пожалуй, пока будешь подбираться к этим лежебокам, они почуют опасность и соскользнут в воду. Башка исчезает.

Тут надо глядеть в оба. Бродяга хитрит, он выбирает местечко, откуда удобнее всего напасть на жертву. Но куда же он все-таки исчез?

Погодите-ка, что это за темное пятнышко появилось в полынье? Так и есть — сверкнул глазами из воды и тотчас скрылся. Медведь — хороший пловец, и, наверное, ему не понадобится много времени, чтобы подобраться к льдине с другой стороны.

Теперь его не видно вовсе. Несколько минут напряженного ожидания — и морда показывается из-за ближайшего тороса. Медведь как бы в раздумье. Нет, опять не то — до «тюленей» слишком далеко.

Зверь скрывается снова — и надолго. Неужели совсем ушел? Тсс! Он, оказывается, уже сзади. Присматривается, принюхивается, потом выдвигается из-за тороса всей тушей с таким видом, будто решительно ничто на свете его не интересует. Медленно переваливаясь, он отчаянно зевает.

— Покойной ночи, папаша! — не удерживается Баллон.

Капитан фыркает в усы, но свирепо смотрит на шутника. Медведь вразвалку идет прямо на охотников, как бы вовсе их не замечая. Но глазки его горят. Все ближе, ближе… Сжался, присел, чтобы прыгнуть на странно неподвижные туши. Если ружье даст осечку, то…

Раздается выстрел. Зверь впивается зубами в рану, чтобы загрызть маленькое неведомое существо, которое жалит так больно. Он падает, вскакивает, бежит, но пули догоняют его…

Пока «Викинга» несло вместе со льдами к Гренландии, десятки огромных желтоватых медвежьих шкур были свалены в его трюм.

Особенно запомнилась команде одна охота, после которой зверобои окончательно признали Нансена своим.

К «Викингу» подошел здоровенный медведь. Корабль ему не понравился: кусочек не по зубам. Постояв немного, зверь, оказавшийся осторожнее и умнее своих сородичей, затрусил прочь.

Нансен, боясь упустить добычу, побежал за ним налегке — без куртки. Свитер, полотняные брюки и сандалии — костюм, не совсем обычный для Арктики; но зато эта одежда не стала намного тяжелее после того, как охотник, поскользнувшись при прыжке, плюхнулся в воду. Выкарабкавшись и подобрав отброшенное на лед ружье, студент отряхнулся и, не теряя времени на выжимание одежды, пустился догонять далеко убежавшего медведя.

Новая полынья. Сильно оттолкнувшись, Нансен вскочил на ледяную глыбу, чтобы переправиться через полынью. Льдина была маленькая, скользкая, и охотник, размахивая руками, старался удержать равновесие.

В эту секунду медведь вынырнул возле самой льдины и яростно вцепился в нее лапами, чтобы покончить со своим назойливым преследователем.

Крефтинг, который бежал вдогонку за Нансеном, видел все это издали. Он вскинул было ружье, но тотчас со стоном опустил его: ноги Нансена загораживали медвежью голову. Сейчас зверь сбросит человека со льдины, удар могучей лапы, вода, окрашенная кровью…

Если бы Нансен растерялся или замешкался, его биография оборвалась бы в следующие секунды. Но, качаясь на шаткой льдине, он успел прицелиться и выстрелил прямо в грудь приподнявшегося из воды зверя.

А потом, возвращаясь на судно, этот неистовый охотник встретил еще двух медведей и, как был, весь мокрый, погнался за ними. Одного он уложил пулей в голову, второго ранил.

Раненый, не дожидаясь новой пули, пустился со всех ног прочь. Нансен — за ним. Медведь — в полынью. Нансен секунду помедлил, а потом тоже прыгнул туда и, загребая одной рукой, поплыл, держа ружье над водой.

Со льдины на льдину, из полыньи в полынью медведь и охотник уходили все дальше от корабля, команда которого облепила мачты: подобной охоты никто из зверобоев еще никогда не видел.

— Он с ума сошел, этот щенок! — негодовал Ларсен. — У него подмокнут все патроны.

А у Нансена был один-единственный патрон. Нагнав медведя, он послал ему пулю в голову, Случись осечка, охотнику оставалось бы только пустить в ход либо приклад, либо перочинный ножик.

На «Викинге» несколько дней только и говорили об этой погоне. Крефтинг немного поругал студента за легкомыслие, но остальные были другого мнения. Ай да Нансен, вот так Нансен! Плавает и ныряет не хуже медведя!

Если медведи не появлялись, Нансен поднимался в «воронье гнездо» и подолгу смотрел на далекий берег Гренландии. «Викинга» несло вдоль неисследованного восточного побережья этого гигантского острова. В лучах солнца сияли его снежные горные вершины. Пояс густых движущихся льдов, среди которых виднелось несколько довольно крупных айсбергов, казалось, охранял подступы к острову, преграждая путь кораблям.

С каждым днем гренландское побережье все приближалось: «Викинга» несло туда, где синеватые ледники обрывались в море.

Прильнув к подзорной трубе, Нансен видел, как над горными цепями полярный мираж колыхал их опрокинутые отражения, похожие на дым вулканов. Ночью горизонт пламенел расплавленным золотом и пурпуром, и тогда остров казался непонятной, сказочной страной.

Но действительно ли непреодолим движущийся ледяной пояс, мешающий высадке на восточное побережье? Неужели горстка смельчаков, выносливых, неприхотливых, не сумела бы пробиться через него, чтобы, поднявшись на ледники, узнать, наконец, что скрывается за горными цепями, в центре Гренландии?

Нансен поделился своими мыслями с капитаном.

— Опасные воды, — покачал головой Крефтинг. — Очень опасные! Возле этого восточного побережья однажды раздавило шесть промысловых судов. Говорили, что тогда погибло человек триста, если не больше. Только не напоминайте об этом ребятам. Скажу вам откровенно — не нравится мне наш дрейф, сильно не нравится. Как бы не затянулся он…

Нансен подумал, что в такой задержке лично для него не будет ничего дурного. Оказавшись в гуще полярной жизни, он незаметно свыкся с ней, она стала частицей его «я». Да, это и есть настоящая жизнь — грубоватая, простая, трудная, полная борьбы.

Вчера к нему подошли трое парней и дали свои адреса на случай, если на будущий год он снова пойдет в океан: они, оказывается, не прочь занять места гребцов в той шлюпке, на которую его назначат стрелком.