Георгий Кублицкий - Фритьоф Нансен [Его жизнь и необыкновенные приключения]

Он поблагодарил их, но сказал, что вряд ли сможет снова отправиться на промысел: ему надо учиться, много учиться… Один из парней почесал в затылке и произнес в раздумье, что ребята на корабле так и не могут понять, чему учится Нансен и чем он, собственно, занимается в свободные от охоты часы. Они видят, как он что-то пишет, измеряет, рисует, а то вскрывает зверей — одним словом, тратит время на занятия совершенно никчемные. Или, может быть, прав судовой плотник, который смотрел, смотрел, как Нансен резал тюленьи желудки и кишки, да и заявил потом в кубрике:

— Я вам скажу, кем он будет, этот Нансен: скотским доктором! Уж больно ловко он, хе-хе, кромсает зверей!

Нансен посмеялся вместе с парнями, а потом хандрил весь вечер. Рейс скоро кончится, и он вернется к своим обычным занятиям. Вряд ли профессор Коллет будет удовлетворен. Наблюдений сделано немало, есть кое-какие интересные мысли о льдах, течениях, образе жизни тюленей, но все это разрозненно, отрывочно. Один день удавалось горы свернуть, зато потом несколько дней в дневнике не отмечалось ничего, кроме количества добытых тюленей или акул.

Когда в первой половине июля «Викинга» принесло к печально знаменитой Бухте Ужаса, где двенадцать лет назад закончила многомесячное плавание на льдине несчастная команда раздавленного судна «Ганза», Нансен не испытывал ни малейшей тревоги. От мысли, что команда «Викинга» тоже может потерпеть кораблекрушение, его сердце не сжималось, нет! Команда доберется по льдинам до берега Гренландии и станет там жить колонией полярных робинзонов. Тогда-то можно будет попытать счастья и проникнуть в глубь острова.

Эта мысль так захватила его, что он даже попросил у Крефтинга разрешения сделать небольшую разведку. Сейчас «Викинг» как раз недалеко от берега, и если взять шлюпку, то…

— Что за странные мысли приходят вам в голову! — оборвал его капитан. — Эх, молодость!..

— Да ведь, право, за несколько часов можно добраться до того вон мыса. Тут совсем близко.

— А если туман? А вдруг шлюпку затрет льдами или, еще хуже, раздавит? Наконец, к лицу ли вам это мальчишество?

Сколько ни упрашивал Нансен, Крефтинг был непреклонен, а под конец рассердился и буркнул что-то о фокусах «сухопутных крыс». Разве льды — игрушка? Потомок моряка должен был бы уже разбираться в этом. Сейчас они кажутся проходимыми, а через час все переменится.

И ведь прав оказался капитан Крефтинг. В ночь на 16 июля подул слабый ветер и сплотил ледовый пояс у берега до полнейшей непроходимости. Но этот же ветер разредил льды вокруг «Викинга», и корабль, на котором поговаривали уже о зимовке, неожиданно оказался на свободе.

Куда же теперь? Промышлять хохлача, пожалуй, уже было поздно. Но капитан для очистки совести повел «Викинга» вдоль кромки льдов. Хоть бы один зверь! Все мертво и пусто. А тут как раз подул ветер с норд-оста и разрешил последние сомнения: он готов был нести «Викинга» на всех парусах к берегам Норвегии.

Ну и покуролесили же зверобои, очутившись снова в бухте Арендаля! Полиция сбилась с ног, утихомиривая их, но потом поспешно отступила перед превосходящими силами противника. Дыша в лицо полицмейстеру винным перегаром, один из зверобоев доверительно говорил ему:

— Слушай-ка, полицмейстер, что я тебе скажу. Я видел, как Нансен в Ледовитом океане гонялся за белым медведем. Здорово мчался, а все же не угнаться бы ему за твоими полицейскими.

Высказав это, парень заорал:

Десятки голосов подхватили:

На следующий день Нансен распрощался со зверобоями. Ребята пошли его провожать и звали снова на промысел в океан. Теперь-то они уже не упустят детную залежку!

По дороге в Кристианию Нансену взгрустнулось. Что-то хорошее осталось позади. И кто знает, повторится ли оно когда-нибудь…

ароход приближался к Бергену.

Фритьоф Нансен стоял на палубе. Черные скалы фиорда — узкого, глубокого залива, далеко врезавшегося в горы побережья, — блестели от дождя. Их вершины спрятались в облака, и казалось, что водопады летят в темную пучину фиорда прямо с неба.

Дождь накрапывал ровно, не переставая и не усиливаясь. Вода, кишевшая студенистыми медузами, пузырилась.

— Впервые в Берген, молодой человек? — К Нансену подошел пожилой румяный господин. — Славная погодка!

Господин сказал это без малейшей иронии. Нансен вежливо заметил, что, пожалуй, несколько сыровато.

— Мы, бергенцы, не избалованы солнцем, — возразил господин. — Позвольте рассказать вам небольшую историю. Один голландский капитан семь лет подряд плавал между Амстердамом и Бергеном и всегда заставал в нашей гавани дождь или туман. На восьмой год ему повезло: однажды он увидел Берген при солнечном свете. И, представьте, капитан не узнал города! Он принялся бранить лоцмана за то, что тот заблудился и привел корабль совсем не туда, куда нужно… — Господин весело рассмеялся, потом спросил: — Так вы в Берген надолго?

— Не знаю еще… Наверное, не на один год.

Фритьоф рассказал, что он получил приглашение занять пост консерватора, или, говоря другими словами, лаборанта Бергенского музея; однако у него нет уверенности, что эта должность будет ему по силам.

— Так, так… Гм! Если у вас нет в Бергене знакомых и родственников, можете поселиться у меня. Вам всякий покажет мой дом — спросите пастора Вильгельма Холдта… Ну, пойду укладываться. До свидания.

Вот уж не подумал бы Нансен, что его собеседник — духовного звания!

Когда пароход причалил у бергенской набережной, дождь разошелся вовсю. Нансен прикрыл плащом деревянный ящик с микроскопом — отец подарил ему эту дорогую вещь перед отъездом — и, перепрыгивая через лужи, побежал к гостинице. Странно — на улицах этого города пахло рыбой и ворванью совершенно так же, как на «Викинге»!

Гостиница оказалась маленькой, скверной и дорогой.

Развесив куртку на спинке стула, Фритьоф достал из кармана намокшую телеграмму: «Нансен должен прибыть немедленно. Даниельсен». Нельзя же, однако, пойти к директору музея в таком виде!

Когда ранним утром Фритьоф перешагнул порог музейного дома, швейцар сказал с упреком:

— Господин профессор давно ожидает вас.

Фритьоф покосился на стоявший возле лестницы самострел чудовищных размеров, как видно смастеренный рыбаками для охоты на китов, и прошел в кабинет.

В кресле, за полированным рабочим столом, сидел старик в черной профессорской шапочке. Он что-то быстро писал, и длинная белоснежная борода его касалась стола.