Кирилл Станюкович - Рассказ об одной экспедиции

До нее оставалось километра три, она уже была видна, когда мне понадобилось остановиться, чтобы собрать растения. Я не велел никому уходить, но пока я собирал растения, Борис, конечно самовольно, двинулся вперед, его сопровождал Алеша. Не прошли они и километра, как наткнулись на басмачей.

Напоролся на них Борис, а Алеша, шедший сзади, рассудив, что дело еще неизвестно чем кончится, «героически» залег. Борис увидел на кусте листогрызов, пошел к ним по поляне и неожиданно оказался перед наведенными на него дулами винтовок. К счастью, он не понял, что ему угрожает, и, как рассказывал Алеша, не обращая внимания на резкий окрик, преспокойно прошел мимо бандитов. Сказав им «одну минуточку!», он стал собирать в пробирку насекомых с ветки боярышника. Дула винтовок опустились.

- Девона! (блаженный),- сказали басмачи, переглянувшись.

Это и спасло Бориса. По команде главаря один из басмачей вывел Бориса на дорогу, подталкивая его винтовкой, и дал прикладом в спину. Хотя считается грехом обижать блаженных, но басмачи все-таки его раздели.

У домов совхозной бригады мы встретили несуразную фигуру в трусах и драных носках ^ сачком в одной руке и морилкой в другой. Борис был в сильном нервном расстройстве, бледен, слегка заикался и ничего сказать толком не мог. И все оглядывался.

Мы поскорее пошли на совхозную базу. Это было пестрое скопище палаток, временных, только что построенных загонов для скота, штабелей мешков с овсом и удобрениями. Здесь же валялись сельскохозяйственные орудия, дымились костры под котлами столовой.

Возле барака, наскоро сколоченного из неоструганных свежих досок, у коновязи стояли лошади, на крыльце сидели с цигарками в зубах люди.

- Ты что это теляшом светишь? - спросил директор, с удивлением разглядывая Бориса.- Загораешь что ли? Ограбили? Эй! Где тут начальник самообороны?

И вскоре десяток всадников с винтовками за плечами поскакали к тому месту, где ограбили Бориса. Но поздно.

Следующие дни мы работали недалеко от базы, возвращались ночевать на базу, где было безопасно.

В один из последующих дней я вернулся в лагерь поздно. Все спали, только Димка сидел у костра.

- Знаете, шеф,- громко сказал он,- наш кинооператор сегодня выкинул номер. Он заявил директору, что хочет его снимать, а сниматься, кажется, все на свете любят. Ну тот, конечно, побрился, приоделся. А наш герой,. оказывается, снимал его на пустую кассету. Ведь вот, ей-богу, дрянная привычка людей обманывать. Болтать любит, врет все время. И за это он получил полведра меду, чуть не целый окорок, все это жрал один, а что не съел, спрятал. Скажите, разве не свинья? Удивительный субъект; в комотряде всем головы заморочил своими рассказами и все бегал на заставу обедать. Здесь опять то же самое.

- Откуда ты это знаешь? - спросил я.- Ведь ты же днем был на хребте?

- Ксюша сказала. Она дежурила в лагере.

- Где он все это спрятал?

- Да тут недалеко, в кустах.

- А ну неси сюда все,- сказал я.

Димка зажег «летучую мышь» и двинулся в кусты.

Из палатки выбежала Ксюша. По-видимому, никто еще не заснул и все слышали наш разговор. И через минуту уже вылезли все. Даже Борис, радостно улыбаясь, вышел с ножом из палатки. Мы разожгли костер поярче, сели вокруг и молниеносно съели мясо, а затем пили чай с медом, громко ругая при этом кинооператора.

А он лежал один в палатке и притворялся спящим.

Шумит лес, качаются высокие ели.

Шумит лес, бежит шумливый ветер, он шуршит листьями кустов, пригибает метелки трав, качает тяжелые еловые лапы.

Кругом стоят огромные тянь-шаньские ели, их ровные стволы поднимаются на пятьдесят метров в синее небо. Их могучие стволы, как гигантские серые колонны, окружают наш лагерь, и мы живем в каком-то удивительном храме, где крыша - зеленая хвоя, где пол - золотисто-зеленый мох и мягкие лесные травы.

Здесь, в этом горном лесу, пахнет тайгой, здесь поднимаются по ночам из-под моха, прорывают его, молчаливые грибы, выходят на свет красные макушки сыроежек. Здесь, в ветвях, посвистывают юркие таежные синицы, здесь дятел простукивает деревья.

Шумит лес. Бежит, струится ветер, он шевелит мои волосы, веселой прохладной струей забегает в рукава моей рубашки, обвивает мое горячее тело, и от этого становится хорошо-хорошо.

И высокое небо, и белые спокойные облака, и вся жизнь прекрасна.

В глубокой щели, в густом лесу, стоят наши палатки, пасутся наши кони, курится дымок над нашим костром.

Недалеко от нас стоит застава, мы в сравнительной безопасности.

Мы ушли от совхозной бригады, спрятали свой лагерь в густом еловом лесу и отсюда выходим работать на склоны хребта или на равнину.

Бориса точно подменили, после того как он нарвался на басмачей, он не отходит от лагеря и, несмотря на непрерывную пикировку с Димой, предпочитает работать поблизости от него. Димка же, который не расстается со своим тройником, не боится ничего. Меня даже немного пугает его лихость. Он ходит где попало и, кроме того, непрерывно стреляет своих птичек. Правда, стреляет полузарядами, так что звук от выстрела негромкий, но все же…

И еще не совсем мне нравится «Костя», оказавшийся девочкой. Это существо на. наших глазах превратилось в девушку. И вот Дима и Борис начали за ней приударять. Конечно, неплохо, что они бреются и часто моют руки, но между ними появилось соперничество, которое в некоторых случаях вносит в нашу жизнь нервозность. Ксюша стала неожиданно центром внимания экспедиции; оба наших петушка вертятся вокруг нее, а кинооператор непрерывно засыпает ее всякими историями. Вот что он рассказал сегодня:

- Представьте, раз снимали любовную сцену на мосту. Всего и участвовало: актер, актриса и я, оператор и режиссер. Вдруг появляется пьяный и начинает приставать к актрисе. Мы к нему и так, и сяк, и уговаривали, и кричали - никакого внимания. Не дает снимать, да и только! Что делать? Бегу к нашей даче, мы вместе со всей съемочной группой недалеко на даче жили. Хватаю шкуру медведя, в которой во время съемок изображали этого зверя. Бегу назад, на опушке надеваю шкуру, встаю на четвереньки и двигаюсь к мосту. Я думал, что пьяный убежит, представьте, наши убежали, а пьяный лег и притворился мертвым. Ну тут уж я и задал ему! Я его и катал по мосту, и лапой царапал, а под конец скатил в воду. Он выплыл и бежать!

Комотрядовцы становятся все активнее, они посылают группы к перевалу, они днем и ночью патрулируют тропы. Но внизу, на равнине, в далеких пустынях, мы знаем, продолжаются схватки с басмачами. Нам известно, что Меченый со своей группой пытался поднять восстание, что его агенты в аулах пугали людей коллективизацией, тем, что будут отбирать жен, детей. Кое-кого им удалось обработать, но того, что хотели, о чем мечтали басмачевские курбаши - массовых выступлений,- не произошло. Орудовали только отдельные шайки. А комотрядовцев становилось все больше, появились отряды самообороны, и басмачевским бандам приходилось все труднее. За ними началась охота.