Константин Стогний - Утерянное Евангелие. Книга 1

А ему, Лаврову, не к лицу эти глупости. Придумал себе, что за ним охотятся. Смешно. «Совсем, что ли, заболел, Лавров?» — усмехался Виктор, обнимая своих девчонок.

Единственное лекарство от этой «болезни» — просто работа. Делать то, что надо, и будет то, что будет… В конце концов, если спецслужбы не шевелятся, а чиновникам наплевать на то, что сограждане пропадают в Индийском океане, то кому нужен он — «щелкопер», «журналистишка, «писака»?

— Ладно, девочки, — Виктор поднялся с колоды. — Пойдемте искать Амаля, а потом все вместе съездим за тортом!

Предложение было встречено радостными прыжками Дашки и теплой ласковой улыбкой почти взрослой Лизы. Жизнь продолжалась. Долой «отравы» и «взрывчатки»!

Конный отряд храмовой стражи мерно преодолевал поприще за поприщем по раскаленной пустыне из Иерусалима в Дамаск. На первом же ночлеге Шаул лег затылком на плинфу из черного обсидиана и снова услышал голос Иешуа. Он изъяснялся на арамейском с сильным вифлеемским акцентом. Но вскоре Шаул вовсе перестал замечать это. Весь привал их беседа лилась, как патока, — спокойно, умиротворенно, и Шаул, хоть и получал от нее удовольствие, все же чувствовал, что что-то подмывало его ее оборвать, пойти с собеседником ва-банк…

— …Почему ты открылся мне? — вдруг спросил тарсянин. — Ведь меня справедливо называют чудовищем Храмовой горы, цепным псом первосвященника, злодеем с улыбкой ангела.

— …А как тебя звали в детстве? — спросил голос Иешуа.

— У меня было прозвище Павел [43] Малой (арамей.). .

— Ну вот. И как ты думаешь, кому было бы легче открыться — Малому или чудовищу Храмовой горы?

— Хм… Но я еще сам не решил, кто я, — то ли растерялся, то ли слукавил Шаул.

— Хорошо, пусть так, — ответил Иешуа после паузы. — Время твоей миссии еще не наступило. Любой путь к вере лежит через искушения.

Эти слова несколько осадили азартный тон раввина. Он почувствовал некую обиду в голосе из Камня.

— Какие искушения? Какая миссия? — спрашивал Шаул несколько раз подряд, никто ему больше не ответил.

Раздосадованный таким окончанием разговора, тарсянин не спал. Его давил гнев. Уже давно никто с ним так не разговаривал. С ним, членом Синедриона, у которого были полномочия едва ли не самые чрезвычайные после первосвященника Иосифа Каиафы и царя Иудеи Антипы. А тут какой-то Камень. И вообще: почему он ему не отвечает? Может быть, наваждение наконец сошло и все, о чем говорил Шаул с Иешуа, — это лишь плод его воспаленного воображения? Но если он действительно говорил? Да как он смел не ответить на вопросы дознавателя Синедриона! Разъяренный раввин в сердцах вышвырнул суму со злосчастным Камнем прямо на марше.

…Уже пятый час Шаул ехал угрюмый и неразговорчивый, что бывало с ним редко. Обычно в пути он учил кого-нибудь жизни или развлекал стражу байками, над которыми смеялся громче всех, порой не замечая, что легионеры смеются вместе с ним только для того, чтобы не разгневать. Но сегодня римляне удивленно переглядывались и молчали. Рав Шаул не был похож на самого себя.

— …Да заткнись ты! — вдруг неожиданно выкрикнул тарсянин.

— Но я же ничего не говорил! — виновато удивился ближайший к нему римлянин.

— Все равно заткнись! — еще больше бушевал Шаул, затем резко дернул узду вправо и развернул коня в обратную сторону.

— Езжайте дальше. Я вас догоню.

— Куда ты, рав Шаул? — вскрикнул воевода Махимус, отправленный в поход страшим над стражей. — Посмотри!..

Римлянин указал рукой туда, откуда армада держала путь. На размытом горизонте, словно огромная волна-цунами, по всем фронту стояло громадное облако пыли. Надвигался хамсин [44] Песчаная буря. . Его с незапамятных времен боялись даже самые отважные воины. Он съедал одиноких путников, караваны с богатыми товарами и даже целые селения.

Рав Шаул несколько секунд смотрел на поднимающуюся вдали бурю.

— Что ж, тем лучше, — сквозь зубы процедил он и рванул обратно.

Ошарашенные римляне смотрели, как за копытами жеребца Непоколебимого Тарсянина, как за глаза звали Шаула солдаты, вздымались клубы песчаной пыли. Вскоре он превратился в темную точку на горизонте, а затем исчез из виду.

Шаул двигался тем же путем, которым пять часов назад ехала конница. Теперь он передвигался не торопясь, зная, что у него с собой всего один бурдюк с водой, который он успел прихватить с обоза. Влагу нужно было беречь. Конечно, желание найти в пустыне кусок черного обсидиана величиной со среднюю тарелку было безумием, но об упрямстве раввина ходили легенды. К тому же, ему повезло: песчаная буря ушла вправо, на запад, и Шаул просто объезжал ее.

Только спустя несколько часов какая-то неведомая сила заставила всадника остановиться. Он решил, что Камень нужно искать именно здесь, без каких-либо ориентиров. Следов привала, да еще и после бури, понятное дело, не осталось. Кроме того, не было уверенности, что это вообще был именно тот путь. Шаул спрыгнул с коня и окинул взглядом окрестности. Он четко вспомнил, куда и каким образом отшвырнул кусок черного обсидиана. Но на том месте сейчас была огромная куча песка.

«Должно быть, нанесло ветром во время бури…» — догадался тарсянин. Вынув свой короткий меч, он принялся разрыхлять эту песчаную гору. Затем, сняв шлем, начал работать им как ковшом, откидывая песок в сторону.

Какая неимоверная глупость верить в то, чего не может быть. Невозможно отыскать иголку в стоге сена, сосчитать звезды на небе, измерять кувшинами Мертвое море… Пришла ночь, изрядно похолодало, а Шаул все рыл и рыл без остановки. Наконец силы оставили иудея настолько, что он рухнул в беспамятстве рядом с огромной ямой, которую сам же и вырыл.

Шаул открыл глаза от того, что услышал чьи-то шаги. Солнце уже поднялось, но молодой раввин не ощущал изнуряющей жары. В стороне лежал пустой бурдюк из-под воды. Неподалеку стоял боевой конь тарсянина, пытаясь выкусывать из скудной растительности, пробивающейся сквозь песок, зеленые листочки какого-то растения. Получалось плохо, и конь недовольно фыркал. Тарсянин не ошибся: к нему бежали двое римлян из стражи.

— Рав Шаул, рав Шаул! — наперебой закричали они, когда увидели, что дознаватель приподнял голову.

— Мы уже думали, что не найдем тебя, — радостно сообщил один из воинов. — Искали тебя полночи.

— Махимус уже хотел возвращаться в Иерусалим, — подхватил рассказ второй римлянин.

Шаул молчал, глядя на свою амуницию. Сбоку на бедре была приторочена заветная сума — с Подголовным Камнем Иешуа. Раввин торопливо открыл ее и, посмотрев внутрь, облегченно выдохнул. Цел… Камень был цел.