Константин Стогний - Утерянное Евангелие. Книга 1

Туман был уже такой плотный, что Торгисль зарезал кого-то подвернувшегося и только потом убедился, что это не свой. Он растерянно огляделся. Бойцы рычали, сталь звенела, но кто есть кто — в тумане темного леса было не разобрать. Норвежец стал пробиваться к коням и Улите. В этот момент Велига отбросил бесполезный в лесу клевец, пронзил нападавшего кинжалом, отобрал у него меч и тоже кинулся на подмогу Добрыне.

Улита и Владимир привязали лошадей и сели перед ними на корточки. Юноша взглянул на девушку, расстегнул фибулу и сбросил плащ с плеч.

— Что ты хочешь делать? — испуганно спросила девушка.

— Сейчас увидишь, — загадочным шепотом ответил молодой князь.

Он с лязгом обнажил меч и бросился вперед. И вовремя! Из тумана на него наскочил дан в черной кожаной маске на лице. Владимир воткнул в живот противника меч по самую рукоять. Отпихнув ногой умирающего, он встретил мечом еще один удар — от второго дана. Сил не хватило, мощный враг свалил его на колени. Меч Владимира был прижат к его же шее, а неприятель, взявшись двумя руками за рукоять своего клинка, все напирал и напирал. Князь левой рукой вытащил кинжал и воткнул его в правый бок мечнику, в самую печень. Дан закричал, широко раззявив тухлый рот, и Владимир воткнул в этот зев освободившийся меч. Оглянулся — Улита видела? Она видела!

— Я говорил тебе ждать! — вынырнул из тумана Сигурд.

Звуки боя стихли, нападавшие то ли были перебиты все до единого, то ли сбежали.

— Я не ребенок! — возразил князь, вкладывая окровавленный меч в ножны.

— Ступай за девкой! — металлическим голосом приказал воевода.

Когда подошел Добрыня, норвежец заметил:

— Это были не простые даны. Они слишком хорошо одеты и слишком хорошо обучены. Если Путятя сумел договориться с йомсвикингами и дружина подалась в морские пираты, то конунг Палнатока мог послать за нами, чтобы избавиться от Владимира.

— Ты понимаешь, — спросил Добрыня напрасное, — что если князь погибнет, мы лишимся всех наших полномочий для переговоров с Харальдом Синезубым? Они должны были знать, где нас искать. Может, кто-то им помогает?

— Только не говори всю эту чушь про кометы и знамения!

Мужчины осматривали трупы в поисках чего-нибудь ценного, полезного или особо хорошего оружия или доспехов. Какой смысл идти на охоту и ничего не принести из добычи? Какой смысл воевать, если ты не можешь при этом грабить?

— Добрыня!!! — вдруг раздался тревожный клич князя Владимира.

Дядька бросился к племяннику, за ним все остальные, но, подбежав, они увидели, что помочь юноше они ничем не могут. То есть могут, только если сложат оружие: Владимира крепко держал высокий стройный мужчина в дорогих доспехах. Лицо его скрывала серебряная маска в виде человеческого черепа.

Неизвестный не убил новгородского князя, значит, у него было к нему какое-то дело. Чтобы все это поняли, «серебряная маска» просто стоял за юношей, держа острый кинжал у него под подбородком.

— Всем опустить оружие! — приказал Добрыня. — Сигурд, ты первый. Брось меч!

Воевода исполнил приказание градоначальника. За ним бросил молот Велига. Торгисль воткнул меч в землю и отошел от него на шаг в бессильной ярости. Он заметил, что Улиты нигде нет.

«Серебряная маска» что-то шепнул Владимиру на ухо.

— Кинжалы и ножи тоже сбросьте, — крикнул плененный князь. — И дайте себя связать!

Все посмотрели на Добрыню. Тот с огромным сожалением кинул кинжал на землю, к мечу, и опустился на колени, выставив вперед руки с соединенными кистями. Воины в черном, чьих соратников отряд Сигурда только что так яростно убивал, привязали пленных к деревьям на таком расстоянии, чтобы пленники не могли переговариваться.

К Сигурду подошел тот, кто пленил Владимира, снял маску и оказался мужчиной лет сорока с выбритым подбородком и без усов.

— Как тебя зовут? — спросил главарь «черных».

Сигурд свесил голову на грудь и отрешенно ею покачал.

— Ну же! — потребовал «серебряная маска». — У тебя должно быть имя!

— Пошел на!.. — дерзко ответил пленник, сидевший на земле с прикрученными сзади дерева руками.

— Какое разочарование! — процедил «серебряная маска». — От новгородского воеводы я ожидал большего.

— О чем бы ты там ни договорился с нашим кормчим, это не продлится долго, — заявил Сигурд.

— С кормчим? — недоуменно переспросил «серебряная маска». Он сделал шаг к привязанному норвежцу и опустился перед ним на колено. Крупные блестящие металлические чешуйки на его плечах сверкнули в лунном свете. — Прямо сейчас мы могли бы помочь друг другу.

Сигурд поднял голову и недоуменно посмотрел на незнакомца.

— Я могу помочь Вальдемару сделаться королем его народа, — произнес мужчина с честным и открытым лицом. — Меня зовут Харальд Синезубый Гормссон.

— А что-то зубы у тебя не синие! — рассмеялся Сигурд, не доверяя собеседнику.

— Это детское прозвище, я тогда очень любил голубику… да я и сейчас ее люблю. Послушай, мы могли бы заключить союз, который сохранится на поколения!

— В тени креста? — уточнил Сигурд, вскинув брови.

— В тени благоволящего короля и церкви, которые поспособствуют развитию образования и просвещения.

— Я сознаю пользу образования и просвещения, но я воевода, а такие решения принимает регент Добрыня, — переложил ответственность норвежец.

Харальд Синезубый тщательно перекрестился, приложив руку в боевой перчатке сначала ко лбу, потом к груди, затем к левому плечу и наконец к правому. Он закрыл глаза и прочел про себя краткую молитву.

— Подумай о моем предложении, — сказал король Дании, вставая с колена. Харальд посмотрел на своего воина, взглядом приказав сторожить пленника, и ушел.

Торгисль был привязан к дереву точно так же, как и новгородский воевода. Только с ним никто не разговаривал. Сторожащий его дан сидел рядышком и перебирал четки. Торгисль закинул голову к небу и рассматривал в утреннем свете листья дерева, под которым он сидел. Судя по трещинам в корнях, дерево было старое и уже начало гнить. На высоте около пяти метров его венчало густое сплетение ветвей с темно-зеленой листвой, а в полутора-двух метрах над землей к стволу прилепилась птица поразительной красоты размером с ладонь. Преобладающая интенсивная бархатисто-зеленая окраска переходила на шее и голове в темно-голубую с алыми и вишневыми метинами. Глаза — большие, умные, черные.

По беспокойству птицы Торгисль почувствовал, что к ним кто-то подкрадывается. Почти не меняя положения головы, норвежец всмотрелся в заросли кустов за датским воином. Так и есть: там виднелся движущийся краешек одежды Улиты.

Торгисль медленно вернул голову в нормальное положение и сквозь ресницы осмотрел дана. Тот, видать, молился, чтобы не уснуть. Бросалось в глаза, что за последние часы он изрядно вымотался. Кожаный шлем сдвинут на затылок, светлые кудри спутаны, глаза мутновато-стеклянные, как у человека, которого вдруг разбудили и он еще не переступил рубеж между сном и явью. В движениях ощущалась некоторая неуверенность.