Юозас Пожера - Нет у меня другой печали

— Что? Куда?

— Одевайся, — повторил он.

Жена оделась, и они вышли.

Стояли под дождем, смотрели в широкое, ярко освещенное окно магазина. Человек направился не к хлебному отделу, а к напиткам, сунул в карман бутылку дешевого вина…

Была весна. Свежие листья показались на деревьях. И у нас во дворе молодые липы расправляли почки. Люди выходили из своих квартир, вдыхали запах оттаявшей земли и часами смотрели, как дети строят замки из песка.

Он стоял в окружении соседей и рассказывал:

— Понимаете, я дал ему рубль… Как не дать, если человек потратился и не на что купить хлеба? Пожалуйста, бери. На хлеб не жалко. Но что-то мне показалось подозрительным, и мы с супругой пошли за ним. Сказать по чести, я не так уж и удивился, когда увидел, что он берет не хлеб, а вино. Знаете, есть такое вино, противное, как чернила. Ну и мерзавец, подумал я. «Значит, тебе выпить надо было, а не на хлеб?» — спрашиваю. А он нагло так отвечает: «Скажи я правду, ты бы мне и этого драного рубля не дал, ведь ты у нас — человек гуманный». С того дня мы с супругой на нем крест поставили… Не знаемся…

Он умолк. Люди глядели в сторону, на детей, что строили песочные замки. Никто не смотрел на рассказчика. Самое странное, что мы просто не могли смотреть в глаза друг другу, и никто не хотел хотя бы нечаянно встретить взгляд соседа.

— — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — —

Мы сидим допоздна, но так ничего и не можем решить. Только я, почему-то передумав, перед сном прошу:

— Лучше не надо говорить Урчук, от кого эти бусы, ладно?

— Как вам угодно, только это уж совсем другое дело, — говорит Чаус и гасит лампу.

У меня мелькает мысль, что я невольно обидел человека. Еще подумает, что я его заботу равняю со своей, а я совсем не это имел в виду. Просто я хотел сказать, что каждый подарок, каждая радость, если не знаешь, от кого они исходят, по-своему дороже, потому что все тогда окутано тайной, и о каждом человеке можно подумать, что именно он принес тебе эту радость. Но Чаус, видно, не понял меня.

— Когда делаешь человеку добро и обязательно хочешь, чтобы он знал, кому должен быть благодарен, это пахнет тщеславием. Потому лучше пусть она не знает, от кого эти бусы, — говорю я в темноту, и через некоторое время оттуда доносится:

— Как хотите, но только это совсем другое дело.

Голос старого Чауса звучит суховато, и я думаю, как трудно иногда бывает сговориться людям, пускай даже нет у них никаких разногласий и все полны наилучших намерений.

Каждый раз, когда приходит время расставаться с Севером и возвращаться домой, я тяжело переживаю эту разлуку, потому что очень остро чувствую, сколь малую частицу этого необъятного края успел узнать. Прощаюсь с Севером и уже думаю, что опять придется сюда вернуться. Ведь Север — понятие очень широкое. И север северу не ровня. Там, где-то гораздо восточнее, эскимосы и чукчи на своих легких, обтянутых тюленьими шкурами лодках выходят в океан и охотятся на кита; где-то на просторах Магаданской области люди моют золото; в навеки промерзшей Якутской земле собирают алмазы; где-то устремляются к небу трубы рудников и заводов Норильска… Наверно, я чертовски жадный человек, но ничего не поделаешь — очень хочется своими глазами повидать, своими ногами исходить весь наш Север, такой сложный, богатый и разный.

Теперь я познакомился с севером Ямало-Ненецкого национального округа — краем оленеводов, охотников и рыбаков. Кончается мое время. Неправда, что время всегда работает на нас. Я чувствую сейчас, что время — мой враг. Вернее, не само время, а его безостановочное, безжалостно уносящее все с собой течение.

Несколько часов полета, и нагруженный мешками рыбы самолет опустился в районном центре Тазовске.

Тазовск — районный центр. Еще несколько десятилетий назад здесь не было ни одного дома и лишь случайно забредшие оленеводы, охотники или рыбаки разбивали в этих местах свои чумы. Но они уходили кочевыми дорогами, и тундра снова оставалась безлюдной, голой. Правда, тут она несколько всхолмлена, на этих небольших холмах и растет теперь Тазовск. Городом его не назовешь, но важным населенным пунктом в необозримой тундре — безусловно. Ненцы приезжают сюда так же, как, допустим, литовские крестьяне из деревни приезжают в большой город, где их все удивляет — и размеры домов, и обилие машин. Тазовские дома сложены из толстых, обычно даже нетесаных бревен, на весь поселок только несколько двухэтажных зданий, однако и они повергают в изумление ненцев, не видавших на своем веку ничего, кроме чумов. Здесь большая школа, интернат, детские сады и ясли, гостиница, Дом культуры, магазины.

Один из магазинов особенно заслуживает внимания, потому что является в то же время и школой торговых кадров. Здесь порядок, продавщицы — молодые девушки — обходительны; тут можно выпить чашку горячего кофе или какао и закусить свежими, душистыми булочками, которые выпекаются по специальному заказу магазина. Словом, такой магазин сделал бы честь даже большому городу. Более того. Торговые работники наших городов могут многому поучиться здесь. Особенно качеству обслуживания, неизменно сопровождаемого такой сердечной улыбкой… Есть в Тазовске и рыбокомбинат. Ненецкий край исстари славится отличной рыбой, какой не найдешь нигде в другом месте. Здесь ловится не только осетр, но и самые вкусные лососевые — нельма, муксун. Рыбная промышленность развивается быстро. Тазовский и Салехардский рыбокомбинаты ежегодно производят более десяти миллионов банок рыбных консервов. А до чего хорош лосось, которого коптят на этих предприятиях!

Правда, несмотря на то, что все это находится за Полярным кругом и построено совсем недавно, вряд ли стоило бы писать о Тазовске, так как ничего особенного тут нет: нам известны куда более крупные новостройки, и мы привыкли не удивляться. Однако о Тазовске непременно надо писать, писать ради его будущего.

Первый секретарь райкома партии Бороздич — человек обаятельный, душевный и по-настоящему мыслящий. Работает здесь пятый год. Бороздич не хвалится тем, что сделано, он глядит вперед, и ему кажется, что все идет не так быстро и не так хорошо, как надо бы. Мне нравится в нем эта черта, я понимаю, что здесь нужны люди с размахом, фантазией и умением смотреть лет на десять — двадцать вперед. По-моему, в здешних условиях эти человеческие свойства нужнее, чем где бы то ни было.

Как я уже говорил, Тазовск растет на небольших холмах, разбросанных вдоль берега реки Таз. Кругом ровная как ладонь тундра. Во время весенних паводков она превращается в самое настоящее море — трудно найти клочок сухой земли. Попасть сюда и выбраться отсюда в такую пору можно только при помощи вертолета.