Гэри Дженнингс - Путешественник

– Я верю тебе, Чимким, и благодарю тебя. А не знаешь ли ты какого-нибудь способа, чтобы я не стал мишенью завистников?

– Монгол, скачущий на коне, заботится о том, чтобы никогда не ездить по вершинам гор, а всегда держится чуть ниже гребня.

Я сел и обдумал этот совет. И тут же кто-то принялся скрестись во входную дверь. Одна из служанок скользнула туда, чтобы открыть. Мне было не очень понятно, как можно держаться подальше от вершин, пока живешь во дворце, разве только я стану постоянно расхаживать по нему, отбивая поклоны ko-tou. Служанка вернулась в комнату.

– Хозяин Марко, это посетитель, который назвался Синдбадом, он умоляет немедленно принять его.

– Что? – произнес я, захваченный мыслями о вершинах. – Но я не знаю никого по имени Синдбад.

Чимким посмотрел на меня и поднял брови, словно говоря: «Уже появились враги?»

Но тут я потряс головой, чтобы заставить ее снова заработать, и сказал: – О, разумеется, я знаю этого человека. Прикажите ему войти. Вошедший немедленно бросился ко мне. Вид у посетителя был совершенно безумный: он ломал руки, а его глаза и рот округлились от ужаса. Без всякого ko-tou или «салям» он заныл на фарси:

– Во имя семи путешествий моего тезки, хозяин Марко, я попал в проклятое место!

Я поднял руку, чтобы остановить раба и не дать тому ляпнуть что-нибудь неосмотрительное (достаточно было и моих собственных выступлений), после чего повернулся, чтобы обратиться к Чимкиму на том же языке:

– Позвольте мне, о наследный принц, представить вам моего раба Ноздрю.

– Ноздрю? – удивленно пробормотал Чимким.

Уловив мой намек, Ноздря отвесил ko-tou принцу, затем мне и кротко произнес:

– Хозяин Марко, я прошу вашего покровительства.

– Ты можешь говорить в присутствии принца. Он наш друг. Но скажи, почему ты назвался вымышленным именем?

– Я повсюду искал вас, хозяин. И воспользовался всеми своими именами, расспрашивая всех подряд и каждый раз называясь иначе. Я решил, что так будет благоразумней, потому что опасаюсь за свою жизнь.

– Почему? Что ты натворил?

– Ничего, хозяин! Клянусь – ничего! Я уже давно веду себя так безупречно, что в преисподней все наверняка опечалены. Я чист, как новорожденный ягненок. Это все Дондук и Уссу. Хозяин, спасите меня из этой скотобойни, которая называется казармой. Позвольте мне поселиться в вашем жилище. Я прошу всего лишь соломенный тюфяк. Я улягусь на пороге, как сторожевой пес. Вспомните, сколько раз я спасал вашу жизнь, хозяин Марко, и теперь спасите мою собственную!

– Что? Что-то я не припомню, чтобы ты спасал мне жизнь. Чимким выглядел удивленным, а Ноздря, похоже, совсем потерял голову.

– Разве нет? А по-моему, хозяин, это было, только очень давно. Но даже если и нет, значит, просто пока не представилось случая. Тем не менее, когда в будущем вы попадете в опасную переделку, будет лучше, если я окажусь поблизости, под рукой, и…

Я перебил раба:

– А что такое произошло с Уссу и Дондуком?

– Это-то как раз меня и напугало, хозяин. Страшная судьба Уссу и Дондука. Они ведь не сделали ничего плохого, не так ли? Только сопровождали нас сюда от Кашгара, и делали это весьма толково, правда? – Не дожидаясь ответа, Ноздря продолжил лепетать: – И вот сегодня утром пришел отряд стражников, они связали Дондука и уволокли его. Мы с Уссу, уверенные, что произошла ужасная ошибка, начали расспрашивать в казарме и узнали, что Дондука отвели на допрос. Забеспокоившись, мы продолжили расспросы, и нам было сказано, что Дондук дал неудовлетворительные ответы, а потому в настоящий момент его хоронят.

– Amoredèi! – воскликнул я. – Он мертв?

– Надеюсь, что так, хозяин, в противном случае была совершена еще большая ошибка. Но это еще не все, хозяин, какое-то время спустя стражники пришли снова, связали Уссу и поволокли прочь и его. Едва придя в себя, я возобновил расспросы. Но мне грубо ответили, чтобы я поменьше интересовался способами пыток. Так вот, Дондука схватили, убили и похоронили, и Уссу тоже схватили, теперь моя очередь! Поэтому я сбежал из казармы, чтобы найти вас и…

– Тихо, – сказал я и бросил вопросительный взгляд на Чимкима. Тот сказал:

– Отец обеспокоен и хочет выяснить все, что только возможно, о своенравном ильхане. Вспомни, ты ведь сам упомянул прошлым вечером, что вас сопровождали люди из личной охраны Хайду. Без сомнения, отец полагает, что они хорошо осведомлены о своем хозяине – вдруг тот готовит бунт? – Чимким остановился, заглянул в свой бокал и добавил: – Допросы проводит Ласкатель.

– Ласкатель? – удивленно пробормотал Ноздря.

Я принялся усиленно размышлять, от чего у меня заболела голова, и через некоторое время сказал Чимкиму:

– Это очень бесцеремонно с моей стороны вмешиваться в дела, которые касаются только монголов. Однако я чувствую некоторую долю ответственности…

Чимким осушил свой бокал и встал.

– Пойдем, я познакомлю тебя с Ласкателем.

Не скажу, что подобное заявление меня обрадовало. Я предпочел бы провести весь день в своих новых покоях – лечить головную боль и знакомиться с близнецами Биликту и Биянту, – но я отправился к Ласкателю и заставил Ноздрю пойти с нами.

Мы проделали немалый путь по крытым переходам, открытым дворам и каким-то лестницам, которые вели в подземелье, а затем снова долго шли через подземные мастерские, полные ремесленников, кладовые и винные погреба. После этого Чимким провел нас через анфиладу освещенных, но безлюдных комнат, их каменные стены были влажными от слизи и пятен лишайников. Здесь принц ненадолго остановился, чтобы тихим голосом сказать Ноздре, хотя, несомненно, его совет относился и ко мне тоже:

– Не употребляй больше слово «пытки», раб. Ласкатель чувствительный человек. Он обижается и негодует, когда так говорят. Даже когда речь идет о важном деле и он вынужден выбивать людям глаза и класть в пустые глазницы горячие угли, – это совсем не пытки. Называй это допросом, лаской, щекоткой – называй как угодно, но не пыткой – не ровен час ты и сам попадешь к Ласкателю, и тогда он припомнит тебе столь непочтительное отношение к его профессии.

Ноздря только громко сглотнул, а я сказал:

– Понимаю. В христианских темницах это официально называется «проводить допрос с пристрастием».

Наконец Чимким привел нас в помещение, которое, если бы не факелы и не слизь на стенах, могло вполне сойти за контору в процветающем торговом доме. Комната была полна высоких письменных столов, за которыми стояли служащие, занятые гроссбухами, документами или абаками – привычная рутина хорошо поставленного дела. Это была человеческая бойня, но бойня организованная и упорядоченная.

– Ласкатель и все его служащие – хань, – сказал Чимким в мою сторону. – Они гораздо лучше нас подходят для этого занятия.