Гэри Дженнингс - Путешественник

Все это Чао рассказывал скучным тоном. От того оживления, с которым он говорил о feng-shui, не осталось и следа. Но затем министр встрепенулся и произнес:

– Вы еще упоминали о картах. Вы ими интересуетесь?

– Да, господин министр. Я помогал отцу с дядей составлять кое-какие карты.

– Готов побиться об заклад, что таких вы еще не видели.

Он провел меня в другую комнату с огромным столом, который занимал ее почти целиком. Стол был покрыт полотном, прикрывавшим что-то бугристое.

– Вот! – Министр сдернул покрывало. – Смотрите!

– Cazza beta! – выдохнул я. Эта была не карта, а настоящее произведение искусства. – Неужели это вы сделали, министр Чао?

– Хотелось бы мне сказать – да, но, увы, я не могу. Художник неизвестен и уже давно умер. Говорят, что сей скульптурный макет Поднебесной империи относится ко времени правления первого императора династии Цзинь, а это было очень давно. Именно он приказал построить стену, которая носит название Уста; вы можете увидеть ее здесь в миниатюре. Хотите, я вам все покажу?

Разумеется, я хотел. Министр показал мне весь Китай, а также государства, его окружающие. Карта была, как объяснил Чао, вовсе не нарисованной на листе бумаги, а объемным макетом: оказалось, что она вылеплена из гипса. На этом макете равнины, возвышенности, изгибы и зубцы располагались на тех местах, где они в действительности находились на земле, и при этом вся карта была выложена драгоценными металлами, камнями или цветной эмалью. С одной стороны раскинулось сделанное из бирюзы Китайское море, и все его изрезанные берега, бухты и заливы были тщательно изображены. В это море впадали реки, сделанные из серебра. Все горы были позолоченными, самые высокие из них на вершинах были покрыты алмазами, которые изображали снег, а озера представляли собой небольшие лужицы из синих сапфиров. Леса были выполнены в виде отдельных деревьев из зеленого нефрита, а поля и луга – сделаны из яркой зеленой эмали. Крупнейшие города были воспроизведены чуть ли не вплоть до каждого отдельного дома и сделаны из белого алебастра. Тут и там пролегала волнистая линия

Великой стены, изготовленная из рубинов. Сверкающая поверхность пустынь была сделана из толченого жемчуга. По всему макету, а он, как вы помните, занимал огромный стол, были выложены золотом линии, казавшиеся извилистыми там, где они проходили по горам и возвышенностям, но когда я наклонился пониже, то смог разглядеть, что эти линии прямые – вверху и внизу макета – и к тому же образовывают рисунок из квадратов. Линии, тянущиеся с востока на запад, очевидно, были климатическими параллелями, а с севера на юг – меридианами, но от какого места они расходились, я никак не мог разглядеть.

– От столицы, – пояснил Чао, заметивший мой испытующий взгляд. – В те времена это был Сиань. – Он показал на крошечный алебастровый городок, расположенный далеко на юге от Ханбалыка. – Там и была найдена эта карта несколько лет тому назад.

Я также заметил, что Чао дополнил карту маленькими бумажными флажками. Это были военные штандарты орлоков и перья, изображающие ячьи хвосты сардаров, обозначающие, что Хубилай-хан и его иль-ханы удерживают эти земли.

– Пока что еще не вся карта вошла в империю Хубилая, – заметил я. – Ну, за этим дело не станет, – ответил Чао тем же скучным тоном, которым он рассказывал о своей должности. И начал показывать. – Вся территория здесь, южнее реки Янцзы, пока остается империей Сун, чья столица располагается вот тут, в красивом прибрежном городе Янчжоу. Но если присмотреться повнимательнее, то можно заметить, что империю Сун на границах теснят наши монгольские армии. Все же, что лежит к северу от Янцзы и прежде было империей Цзинь, теперь входит в Китай. А вот здесь, на западе, все земли удерживает ильхан Хайду. Высокогорным государством Тибет, расположенным к югу оттуда, управляет ван Укуруй, один из многочисленных сыновей Хубилая. Все битвы в основном ведутся в настоящее время здесь – на юго-западе, – где орлок Баян по прозвищу Стоглазый, один из лучших полководцев Хубилая, завоевывает провинцию Юньнань.

– Я уже слышал это название.

– Богатая и плодородная страна, но населена мятежным народом юэ, – равнодушным тоном произнес Чао. – Когда юэ наконец станут благоразумными и подчинятся Баяну, Хубилай получит Юньнань, и тогда, увидите, мы плотно окружим и все оставшиеся провинции Сун, так что им придется сдаться тоже. Великий хан уже подобрал название для этих земель. Их станут называть Манзи [201] Юаньская империя четко разграничивалась на две составные части: северный Китай (Катай) и южную половину Манзи, завоеванную монголами более чем полвека спустя после покорения северных областей. . Тогда Хубилай-хан будет править всей территорией, которую вы видите на этой карте, и даже больше: от холодной Сибири на севере и до джунглей страны Тямпы [202] Тямпа – южная часть Вьетнама; во времена Марко Поло самостоятельное государство. на жарком юге; от Китайского моря на Дальнем Востоке и до западных земель, которые находятся уже за пределами этой карты.

Я заметил:

– Боюсь, что Хубилаю и этого будет недостаточно.

– Вы совершенно правы, господин Марко. Всего год назад он предложил монголам рискнуть и двинуться в восточном направлении. Впервые им пришлось сражаться на море. Великий хан отправил целую флотилию chuan на разведку в Китайское море, к островам, которые называются Японскими, в империю карликов. Эта первая попытка была отбита карликами, но Хубилай, несомненно, попробует снова и более основательно. – Министр немного помолчал, задумчиво глядя куда-то поверх огромного красочного макета, а затем сказал: – Какая разница, сколько именно земель он захватит? Когда падет империя Сун, в руках у Хубилая окажется Поднебесная империя, которая когда-то полностью принадлежала хань.

Это прозвучало так беззаботно, что я заметил:

– Вы можете говорить со мной об этом более откровенно, если хотите, господин министр. Я пойму ваши чувства. Вы ведь сами как-никак хань.

– Откровенность? Чувства? А зачем? – Он пожал плечами. – Многоножка не падает, даже когда умирает. И, подобно ей, народ хань все выдержит и всегда будет существовать. – Он начал снова накрывать стол полотном. – Или, если вы предпочитаете более живой образ, старший брат, – мы, подобно женщине во время jiao-gou, просто поглощаем и вбираем в себя пронзающее нас копье.

Я заметил, без малейшего сарказма, вполне дружелюбно, поскольку мне даже за такое короткое время действительно понравился молодой художник:

– Министр Чао, похоже, что jiao-gou постоянно занимает все ваши мысли.

– Почему нет? Я же мужчина. – Его голос снова звучал беззаботно. Чао Менг Фу проводил меня обратно в кабинет. – С другой стороны, как говорится, из всех женщин шлюха громче остальных возмущается, когда ее насилуют. Вот, взгляните, что я рисовал, когда вы пришли. – Он развернул шелковый свиток на доске для рисования, и я снова изумленно выдохнул: