Т Габрусенко - Эти непонятные корейцы

Маленький корейский ребенок выглядит как елочный ангелочек. Он красиво подстрижен, часто завит в парикмахерской и подкрашен. Одет с иголочки и окружен множеством новеньких игрушек. Однако после пятиминутного общения с этим ангелочком вам наверняка захочется назвать его как-то иначе: башибузук, вождь краснокожих…

…Час пик в сеульском автобусе. Давка, теснота, усталые лица вокруг. Мне достается свободное место с жутким горбом на полу.

Устраиваюсь, принимая позу зародыша, закрываю глаза и… ПИИ-И! ВИУ! ВИУ! – раздается над ухом резкий отвратительный звук.

Рядом со мной стоит мальчик 5—6 лет и играет на дудочке. В час пик. В городском автобусе. Рядом с мальчиком стоит папа и индиферентно читает газету.

Спрогнозируйте реакцию окружающих, уважаемые читатели.

Дудочку сломали, папу спустили с задней площадки, мальчику открутили уши? Ничего похожего — это вам не Москва. Ребенок продолжал дудеть, папа — читать, а окружающие — ехать. Мне оставалось только метать в сторону музыкального мальчика злобные взгляды. Выразить свои чувства словами очень хотелось, но я не решилась. Меня бы не поняли: это же ребенок!

Да, это ребенок, а значит, ему позволено все. Воспитание в Корее начинается с полнейшей вседозволенности. Маленьких детей безудержно балуют, закармливают и заласкивают. Запретов, ограничений — практически никаких. Попробуйте сделать самое справедливое замечание своему ребенку, в самой мягкой форме на глазах корейцев. Вся ваша логика, вся ваша правота разобьются о непоколебимое: «Это же ребенок!» Дети пользуются этим в полной мере.

«Это же ребенок», — объясняет мне подруга, когда я пытаюсь как-то вразумить незнакомого мальчика в метро, висящего передо мной на поручнях и извозившего мне весь подол грязными ботинками. Во взглядах окружающих читается — какая ты зануда! Ну, развлекается малыш, скучно ему. Подол-то и отряхнуть можно.

Призывать детей к чистоте в Корее не принято. А выглядят они при этом как картинки. Можно только догадываться, каких усилий и денег стоит их ангельский вид родителям. Как-то раз я увидела в магазинчике платье на девочку лет двух-трех. Оно сверкало и переливалось, как фейерверк. Цена впечатляла не меньше. Полюбовавшись платьицем, я с наивным практицизмом подумала:

«Ну и кто его купит?» Буквально на следующий день увидела девочку, разряженную в это произведение искусства, в тончайших белых колготках, в лаковых туфельках — не хватало только серебристых крылышек за плечами. В таком виде она… ползала по полу в метро, издавая победоносные вопли. Куда более скромно одетая мама терпеливо ждала, когда дитя навозюкается всласть.

Ну да ладно, чистота — дело поправимое. При корейских-то порошках и стиральных автоматах. А вот когда дело касается еды… Тут запретов не существует никаких в принципе. Соображения о диатезах, диетах и прочей западной глупости просто не проходят. «Он у меня ужасный сластена, — жалуется знакомая кореянка, у пятилетнего сынишки которой все зубы испорчены кариесом. — А что делать? Любит сладкое». Мысль о том, что сладкого ребенку можно просто не дать, ей не приходит в голову. Я останавливаю свою дочь, пытающуюся съесть пятый подряд шоколадный пряник, и знакомый кореец, смущенно посмеиваясь, говорит: «Какая вы строгая мать!» Читай — какая жмотка, для ребенка пряничка пожалела!

В ресторанах, парках, в любых общественных местах царит в Корее неписаная диктатура ребенка. Запретительные таблички типа: «Не шуметь», «Не сорить», по всей видимости, относятся к непослушным взрослым. По крайней мере, дети их на свой счет никак не принимают. Поэтому упаси вас Господь оказаться в музее одновременно с группой младших школьников. Ор будет стоять такой, что из всего содержания экскурсии вы запомните только его. Правда, орут они беззлобно, просто чтобы выпустить пар — почти целый день сидят в душных классах, в библиотеках. Ни агрессии, ни стремления к актам вандализма (вспороть кожаное сиденье, нацарапать бранное слово на стене) не проявляют. Просто гикают и носятся, переполненные радостью жизни. Если невзначай толкнут — с поклоном извинятся. Но голова от криков этих милых деток все-таки пухнет. И никто не делает им замечаний.

Впрочем, одну вещь малышей делать все же заставляют: здороваться.

«Это тетя-иностранка. Скажи ей «Хай», — убеждает свою полуторагодовалую дочку незнакомая кореянка в метро. — Ну, скажи: «Хай! Хай!"». При этом она пригибает головку ребенка в мою сторону, имитируя поклон. Кроха, которая, вероятно, не совсем еще освоила «хай» на родном языке, рассеянно отворачивается в сторону. Но мама настойчиво гнет маленькую головку и в конце концов добивается невнятного писка, долженствующего обозначить американское приветствие. Все, добилась. И девочку спускают с рук — пусть теперь делает что хочет: ползает по полу, потом этими же руками берет из чужих рук шоколадки.

На первый взгляд кажется очевидным, что при таком воспитании ничего путного вырасти из ребенка не может — избалованный обалдуй получится, и больше ничего. Ан нет. Потому что в партии участвует еще одна педагогическая скрипка.

Зимой 1999 года все СМИ Кореи обошла информация об агитационном детском походе «на север» — из Пусана до Имчингака. Целью этого благородного мероприятия было силами детей привлечь внимание общественности к тем детям Кореи, чьи родители не могут платить за школьные завтраки. Участники похода прошли пешком за 12 дней расстояние примерно 330 км, остальную часть пути ехали на автобусах. Ночевали где придется — в школах, на обочинах дорог в спальных мешках… Слава Богу, дошли. Растрогали сердца богатых и знаменитых. Сама первая леди, по слухам, выложила 10 млн. из своего кармана на школьные завтраки. Рукоплескания и общий бал.

Я же никак не могла впасть в экстаз со всеми вместе. Утренние телерепортажи с места событий портили мне настроение на целый день. То и дело вспоминались потом маленькие простуженные, сопливые «герои» (возраст от 5 (!) до 13 лет), которые в ответ на бодренькие вопросы репортеров: «Ну, как? Держимся?» — молча шмыгали носами, а кто помладше — честно ревели перед камерами: «Хочу домой, к маме!» Реветь у них были все основания. Умники-организаторы устроили поход в самые холода, одев детей при этом как беглых французов в 12-м году — в какие-то куцые курточки, напяленные одна на другую, убогие шарфики.

Не подготовлена была нормальная обувь — телекамера фиксировала маленькие ножки, превратившиеся в сплошную мозоль.

На так называемый обед ребятишкам выдавался рис и какой-то одинокий овощь в красной перченой водице… В общем, душераздирающее зрелище, как сказал бы ослик Иа-Иа. Адреналин закипал в крови, и в экран хотелось запустить чем-нибудь тяжелым.