Эрнест Генри Шеклтон - Юг! История последней экспедиции Шеклтона 1914-1917 годов

Местность к востоку от нас представляла собой полого повышающуюся снежную возвышенность, разделённую ледниками, спускающимися к северному побережью от водораздела на юге. Мы видели сверху, что наш курс пролегал между двумя огромными испещрёнными трещинами скоплениями льда и полагали, что дорога вперёд открыта. Эта уверенность и заметное похолодание заставили нас отказаться от идеи ночлега. Мы поели в 6 вечера. Несмотря на вырытое для плиты укрытие, лёгкий бриз сделал приготовление пищи довольно сложным. Крин кашеварил, а Уорсли и я лежали на снегу с наветренной стороны от примуса так, чтобы препятствовать ветру нашими телами. Поев, мы направились в сторону длинного пологого подъёма. Наступила ночь, и с час мы брели в почти кромешной тьме, насторожённо высматривая признаки трещин. Затем около 8 часов вечера из-за остроконечных пиков вышла полная луна, серебром осветив наш дальнейший путь. Идти, словно в кильватерной струе, стало более безопасно за счёт отбрасываемых краями трещин чёрных теней по обе стороны от нас. Вперёд и вверх по рыхлому снегу мы шли и шли, отдыхая перед тяжёлыми участками, которые показывались перед нами в белом свете. К полуночи мы снова были на высоте около 4000 футов. Пока мы шли в свете луны, она сместилась на северо-восток, и наш путь повернул в этом же направлении. Дружественная луна, казалось, направляла наши усталые ноги. Более лучшего проводника вряд ли можно было себе представить. Если бы при ярком свете дня пришлось вновь пройти этот путь, то мы определённо проследовали бы тем же курсом, который был отмечен для нас той ночью.

Полночь застала нас на подходе к краю огромного снежного поля, пронзённому отдельно стоящими нунатаками, которые отбрасывали длинные тени, похожие на чёрные реки посреди белого простора. Пологий склон на северо-востоке словно магнитом манил наши ноги. Мы думали, что у его основания лежал Стрёмнесс Бэй. После того, как мы спустились где-то на 300 футов, нас начал одолевать ветер. Мы были на марше более двадцати часов, останавливаясь только на эпизодические перекусы. Клочья облаков плыли над высокими вершинами на юге, предупреждая нас, что ветер и снег не заставят себя долго ждать. После часа ночи мы вырубили в снегу яму, свалили вокруг неё рыхлый снег и снова запалили примус. И вновь горячая пища придала нам сил. Под весёлое шипение примуса Уорсли и Крин пели свои старые песни. В душе, но не на пересохших и потрескавшихся губах, звучал смех.

В течение получаса мы встали и побрели вниз к побережью. Мы были почти уверены в том, что находились у Стрёмнесс Бэй. Тёмный объект внизу у подножия склона смотрелся совсем как остров Маттон, что лежит у Хусвика. Я так думаю, что наши желания обрели форму фантазий, ибо мозг с радостью различал знакомые характерные черты ландшафта, выхваченные мимолётным светом луны, чей дружелюбный лик проскальзывал сквозь проносимые облака. Однако большие надежды были вскоре разбиты в прах. Трещины говорили о том, что мы оказались на леднике, а вскоре, почти перпендикулярно в направлении моря, мы увидели край огромного ледопада. Я понял, что это был ледник не в сторону Стрёмнесс Бэй, а должно быть, ледник Фортуны. Разочарование было полнейшим. Пришлось повернуть назад и снова подниматься, но не по нашим следам, а по касательной на юго-восток. Мы очень утомились.

К 5 часам утра мы находились у подножия скалистых отрогов очередного хребта. Мы устали, а от ветра, что дул вниз с возвышенностей острова, сильно мёрзли. Мы решили отойти под прикрытие скал передохнуть. Положив палки и тесло на снег, мы уселись на них как можно ближе друг к другу, обхватив руками тело. Ветер тут же нанёс вокруг нас небольшой сугроб, покрыв белой пылью одежду. Я подумал, что мы сможем какое-то время сохранить тепло и таким образом с полчаса отдохнуть. Через минуту оба мои спутника крепко спали. Я понял, что если мы задремем все вместе, то это обернётся катастрофой, заснуть в таких условиях было равносильно смерти. Через пять минут я их снова привёл в сознание, сказав, что они проспали полчаса, и дал команду к выходу. Мы так задубели, что первые две или три сотни ярдов шли на полусогнутых коленях. Перед нами лежала цепь зубчатых горных вершин со щелью, наподобие выбитого зуба. Это был хребет, который протянулся в южном направлении от залива Фортуны и наш курс на восток в Стрёмнесс лежал сквозь него. К щели вёл очень крутой склон, а в неё врывался ледяной ветер ( ныне перевал BreakWind Gap, прим. пер. ).

Мы вышли на седловину в 6 утра с тревогой, настолько же сильной, насколько устали наши тела. Если далее спуск окажется непроходимым, то наше положение будет почти безнадёжным, но худшее обернулось лучшим для нас. В начинающемся рассвете прямо по курсу появилась изогнутая, похожая на волну скала порта Хусвик. Не говоря ни слова, мы пожали друг другу руки. В нашем сознании путешествие закончилось, хотя на самом деле, предстояло пройти ещё двенадцать миль по сложному рельефу. В направлении долины, отделявшей наш хребет от холмов сразу за Хусвиком, уходил пологий снежный склон, и когда мы стояли, пристально глядя на него, Уорсли торжественно сказал: « Босс, это выглядит слишком хорошо, чтобы быть правдой! » Мы пошли вниз, держа курс на воду 2500 футами ниже. Мы видели небольшую рябь на чёрном пляже, пингвинов, расхаживающих взад и вперёд, и тёмные предметы, которые выглядели словно тюлени, лениво развалившиеся на песке. Это был восточный берег залива Фортуны, отделённый нашим хребтом от берега, который мы видели ночью. Склон, по которому мы спускались, круто обрывался к пляжу. Но наш воспаривший дух было не напугать трудностями последнего этапа пути и, довольные, мы сели позавтракать. Пока Уорсли и Крин копали яму для примуса и начали готовить, я поднялся на отрожек над нами. Было 6.30 утра и я подумал, что быть может услышу звук пароходного гудка. Я не был в этом полностью уверен, но знал, что люди на китобойной станции в это время встают на работу. Спустившись в лагерь, я сказал об этом спутникам и в сильном волнении мы наблюдали за стрелкой хронометра, приближавшейся к семи часам утра, когда китобоев вызывают на работу. Минута в минуту пароходный гудок донёсся до нас, пронесённый ветром сквозь вклинившиеся мили камней и снега. Никто из нас никогда не слышал музыки слаще. Это был первый звук из внешнего мира, который мы услышали с тех пор, как в декабре 1914 года покинули Стрёмнесс Бэй. Этот гудок сказал нам о том, что рядом были люди, что корабли находились на месте, и что через несколько часов мы сможем быть на обратном пути к острову Элефант, неся помощь людям, ожидающим её там под присмотром и опекой Уайлда. Этот момент трудно описать. Страдания и боль, путешествия на лодках, переходы, голод и усталость, казалось, ушли в прошлое, и осталось только полное удовлетворение, которое приходит от хорошо проделанной работы.