Рольф Бломберг - В поисках анаконды

А на четвертую неделю нашего знакомства (мы поднимались в это время вверх по реке Кагуан) Хокке внезапно переменился. Он весь как-то поник и стал запускать свои обязанности. Один раз наша лодка, из-за явной небрежности Хокке, со всего разгона налетела на бревно и чуть не перевернулась. К тому же мотор без надлежащего присмотра то и дело капризничал. Кончилось тем, что мы отстранили Хокке от должности моториста.

Не лучше обстояло дело и с приготовлением пищи, заготовкой дров и другими обязанностями Хокке. От его трудолюбия не осталось и следа, он ходил все время мрачный и замкнутый.

— В чем дело, Хокке? — спросил я в конце концов. — Что-нибудь случилось? Ты заболел?.. Ты же знаешь, что у нас полно лекарств — чем тебе помочь?

— Да нет, мистер, я в полном порядке.

— И еще одно дело, Хокке: почаще купайся. В такую жару купаться обязательно, а тебе так даже необходимо. Ты меня извини… но от тебя нехорошо пахнет…

Обычно я воздерживаюсь от упреков подобного рода, но тут был просто вынужден сделать замечание Хокке. От него не то что нехорошо пахло, а прямо-таки воняло! А так как он обычно устраивался спать на ночь по соседству со мной, то мои органы обоняния подвергались довольно сильному испытанию, хотя их никак нельзя назвать изнеженными.

Хокке послушался и стал чаще купаться, но всякий раз дожидался наступления темноты. Правда, есть люди, которые стесняются показываться нагими даже представителям своего же собственного пола. Я решил, что Хокке относится именно к таким чудакам…

После двухнедельного унылого путешествия по реке Кагуан мы добрались до озера Чайра и разбили там свой лагерь. Я уже говорил, что в эти дни у нас в отряде царило мрачное настроение; поведение Хокке только подливало масла в огонь. Его приходилось без конца подгонять, чтобы заставить выполнить даже самую простую работу; бóльшую часть времени он сидел неподвижно, устремив взор в пространство. «Уж не психоз ли какой-нибудь напал на него?» — спрашивал я себя. Дурной запах все усиливался и стал уже совсем невыносимым.

Как-то раз Торгни и Хорхе удалось выловить здоровенную рыбу, килограммов на шестьдесят — желанное пополнение наших продовольственных запасов. Хокке получил задание почистить рыбину и разрезать ее на тонкие куски, чтобы мы могли коптить их над костром. Пришлось несколько раз повторить распоряжение, пока он взялся за мачете и стал вяло — нарочито вяло, на наш взгляд! — ковырять рыбу. Хорхе резким тоном предложил ему двигаться поживее. Хокке не отвечал и продолжал не спеша отковыривать толстенные куски. Тогда Торгни прыгнул в лодку к нему, чтобы показать, как нарезать филе.

И тут Хокке повел себя самым неожиданным образом. Он издал дикий вопль и замахнулся мачете, собираясь ударить Торгни. Тот едва успел спастись на берег.

— Хокке сошел с ума! — закричал Торгни.

Мы пристально следили за движениями нашего повара. Постепенно он успокоился, но не стал больше возиться с рыбой, а вышел из лодки, медленно прошел к костру и присел там, уставившись на огонь.

Я подошел к нему.

— Что с тобой происходит, Хокке? — спросил я.

Он не ответил, только поднял взор и все так же молча стал смотреть на меня.

— Отвечай же, Хокке!

Наконец, когда я уже потерял надежду услышать ответ, он заговорил: