Всеволод Сысоев - За черным соболем

Живя всю жизнь на севере, Софронов не был избалован теплом, как я, южанин по рождению; постоянные ночевки под открытым небом сделали его нечувствительным к переменам температуры, и он не знал простудных заболеваний. Была бы только еда, а тогда, он всегда бывал деятелен, энергичен, горяч в работе и не терпел медлительности и долгой раскачки.

Мы быстро вынесли вьюки, перекинули их на спины оленям, затянули сыромятными ремнями и, подперев колом дверь зимовья, тронулись в путь.

Промысловик, живший до нас в этом зимовье, не мог охотиться в одиночку, где-нибудь поблизости должны были быть его односельчане, может быть члены одной охоничьей бригады. Где-то наш путь, наверняка, выйдет на их следы.

Держалась морозная безветренная погода. Лес стоял притихший, замерзший, с тяжелыми снежными пластами на ветвях елей. Декабрьское солнце что-то задержалось за сопками хребта и, окутанное морозным радужным туманом, еле-еле к полудню приподнялось над вершинами высоких елей и тут же, обессилев, стало клониться к закату. Стояла такая тишина, что слышно было, как сапают, хватая воздух на ходу, усталые олени.

Собаки почуяли и погнали белку. Та резво взлетела на дерево, и за ней, расстилаясь сверкающей прозрачной тканью, легкой, как дым, посыпались сухие искорки инея. Розовеют сопки, окутанный туманом лес сливается в ровную серую массу, и сумрак постепенно расползается по чаще. Близится вечер, и голубое блеклое небо начало окрашиваться в закатные тона.

Мы вышли на следы двух промысловиков. Широкие лыжни, припорошенные пушистым инеем, привели нас к бревенчатому зимовью. На крыше, как в сказочной картине, лежал толстый ровный пласт снега. Из отверстия, где находилась засыпанная снегом труба, едва заметно вился парок. Однако дверь была подперта колом. Обрадованные, мы вошли в теплое зимовье. В тайге не принято ожидать за порогом разрешения хозяев. Там рады появлению каждого хорошего человека, и никто не откажет в гостеприимстве, да еще в глухих местах.

На печке стоял котелок с теплой водой; значит, хозяева здесь ночевали. К полуночи громко залаяли собаки. Мы вышли из зимовья, встретили вернувшихся промысловиков и извинились, что заняли без спросу их жилье.

Это были молодые русские парни. Они хорошо знали погибшего охотника и взволнованно расспрашивали об обстоятельствах его гибели. Рассчитывая на их приход, мы оставили им ужин и сами оказались в положении гостеприимных хозяев.

За чаем мы расспрашивали об угодьях, в которых они охотились; оказалось, что они уже третий год промышляли в одном месте.

Основным объектом охоты была белка, небольшой доход давали горностай, лисица, колонок, росомаха, кабарга. Охотились они и на мясного зверя - медведя, сохатого, оленя, но не специально, а только в тех случаях, когда была необходимость в мясе или зверь сам выходил на них…

- А не встречали следов соболя?

Охотники переглянулись между собой, недоуменно пожав плечами:

- Такого зверя не приходилось видеть,- ответил один из них.- Говорят старики-эвенки, что раньше, еще до революции, водился здесь соболь, но то давно было. Самим бы когда его поглядеть, а то рассказывают про него много…

Я достал карту, охотники быстро разобрались в ней и стали рассказывать, где и когда они бывали. Выходило, что вблизи искать соболя было бесполезно, а судя по тому, как они объясняли, где какие тропы, зимовья, ключи,- местность им была хорошо знакома.

- Не видели следов соболя,- ответили они решительно, когда узнали приметы этого зверька и об отличии его следа от колонкового.- Нет, и искать здесь зря будете!..

После этого сообщения я решил посоветоваться со своими проводниками, как быть, что делать дальше?

Авдеев не хотел ввязываться вторично в спор с Софроновым и махнул рукой:

- Нечего искать то, чего здесь нет. Пусть Софронов ведет куда знает, чтоб не говорили потом, что я вас с пути сбил…

- Эти охотники ничего не знают,- загорячился сразу Софронов.- Молодые, глаза есть, а посмотреть не могут; далеко не ходили, поэтому так говорят. Искать надо на большой сопке, в верховье Уньи идти. Там соболь обязательно будет, только хорошо искать надо!..

- Унья так Унья,- сказал Авдеев.- Куда скажешь, туда и пойдем, чтоб не говорили потом…

Поскольку час был поздний, усталые хозяева уже спали на нарах, мы без лишних споров решили сами обследовать вершины Унья-Бом и уже если и там не окажется следов соболя, перевалить на Селемджу.

У промысловиков оказались две нарты, которые пока им были не нужны. С оленьими упряжками мы могли бы двигаться много быстрее. Когда торг состоялся, мы погрузили свое снаряжение на нарты, увязали и бодро двинулись в путь.

На передней нарте ехал Софронов, на второй я с Авдеевым.

В зимние месяцы в тайге стоит устойчивая ясная погода. Спиртовый столбик небольшого походного градусника показывал ниже тридцати градусов по Цельсию. Наша теплая меховая одежда надежно предохраняла нас от холода, и только незащищенное лицо мерзло. То и дело пощипывало нос, щеки, и я начинал усиленно растирать их или, прикрыв рукавицей, отогревал их дыханием.

У Авдеева усы, борода и ресницы покрылись налетом инея и он походил на рождественского деда-мороза, везущего подарки детям. Не хватало для полного сходства только зайцев, бегущих в одной упряжке с оленями, да белок на нартах. Впрочем, белки в такой сильный мороз предпочитали отсиживаться в своих гнездах-гайнах, а не скакать по елкам.

Дышать полной грудью было трудно, мороз перехватывал дыхание и ничего не стоило обморозить или сильно застудить верхушки легких, поэтому сама природа подсказывала мне ехать, уткнув нос в меховой воротник.

Олени бежали резво, ловко лавируя между деревьями. Им не нужно торной дороги, даже в мягком снегу они не проваливались выше колен и легко тянули длинные, узкие сани-нарты с высокими копыльями, которые обеспечивают хорошую проходимость по снегу и по неровной бугристой местности.

Несмотря на то, что в декабре светлого времени было мало, мы легко одолели километров двадцать. Когда стало темнеть, поставили палатку и отпустили оленей пастись. Мороз перехватил все ручьи и речки, вода в них промерзла до дна, и найти ее было невозможно. Пришлось набивать котелки снегом и ставить их на печку. Вода отдавала горечью, но другого выхода не было.

День за днем мы продвигались к вершине Уньи. По пути обследовали ельники и заросли стлаников, находили следы пищух - зверьков, напоминающих суслика, которые обычно обитают в россыпях сопок и летом делают себе запасы сена под камнями. Каждый зверек за лето по травинке, по листику собирает два-три килограмма сена, просушивает его под камнями, иногда даже делает повторную просушку. Таких «кладовок» у него насчитывается две-три, поэтому пищуху иногда называют сеноставцем. Кроме сеноставок, попадались следы горностаев - маленьких белоснежных зверьков, гибких и быстрых, как молния, способных пролезть везде, где пролезет мышь. Горностай - конкурент соболя по корму, и, может быть, потому, что следов соболя не находилось, их было здесь достаточно.