Эдуард Толль - Плавание на яхте Заря

Наконец, Бируле я поручил произвести исследование Новой Сибири в течение лета до прихода «Зари». На случай если «Заря» не сможет подойти к берегу, я предупредил Бирулю, что он должен быть готов перебраться в декабре месяце по льду на материк.

Вторник 21 января . Меня и Воллосовича в работе на наблюдательной станции заменят Железняков и Толстов. Это самые грамотные матросы, у них хороший почерк, а последний из них даже пишет стихи.

День ото дня становится светлее. Сегодня, несмотря на облачное небо, ясно видны строения станции.

Почему доктор не мог дожить до появления солнца? Как угнетала доктора полярная ночь и как он тосковал по солнцу! За два дня до своей смерти он рассказывал, что точно подсчитал потребность в снаряжении и продовольствии для достижения Северного полюса с острова Беннета. «Это получается так дешево,— сказал он,— что я мог бы предпринять это путешествие на свои собственные средства».

Для меня полярная ночь закончится через несколько дней в моей поездке на материк, так как я направляюсь на юг — навстречу солнцу.

Айджергайдах, 5 марта. До сегодняшнего дня я вел записи в маленькой тетради, начиная с 28 января. Сюда, в дневник, должны быть занесены важные документы и телеграммы, полученные мною 21 февраля с первой почтой вместе с телеграммами из дому. Писем не было!.. Надеюсь получить ожидаемые с нетерпением письма через неделю со следующей почтой.

Это было 28 января, за шесть дней до ожидаемого с таким нетерпением первого появления солнца после длинной полярной ночи. Барометр стоял высоко, небо было почти безоблачно при тихой погоде. В 8 часов утра, за час до нашего отъезда, температура воздуха равнялась —35,5°. В 10 часов утра наш маленький отряд тронулся в путь. Прощаясь, Матисен сказал, что мы теперь настолько привыкли к санным поездкам на собаках, что провожаем отъезжающих с таким же чувством, как это происходит в Петербурге на Николаевском вокзале. На борту все были здоровы вплоть до гидрографа, страдавшего перед тем периоститом [113] Периостит — воспаление надкостницы.— Г. Я. верхней челюсти с повышенной температурой. Его болезнь была, по всей вероятности, следствием привычки выходить из паровой бани неодетым на мороз и валяться в снегу. Я строго приказал команде воздержаться от этой излюбленной ими привычки до возвращения на родину, так как климатические условия острова Котельного могут при этом послужить причиной смерти.

Воллосович сел на сани к Николаю Куртаху, я к Чикачеву. В каждые сани было запряжено по 14 собак. Сибирские сани с ледяными полозьями были довольно легкие, груз не превышал 320 кг. После того как мы проехали несколько километров, нас нагнала собака с «Зари». Мы не могли отогнать ее назад, и она охотно далась запрячь себя в нарту. Собаки везли плохо; мы подолгу шли пешком. В 2 часа 35 минут пополудни остановились у устья реки Чукотской, хотя сделали за 4 1/2 часа не более 25 км. Начало уже темнеть. Около 3 км севернее реки Чукотской прошли хорошо знакомый мне западный мыс, против которого в мае 1893 г. мы пережидали шторм в течение трех дней. В этом месте нам встретились тогда первые чайки, как предвестники раннего наступления лета.

Каково будет грядущее лето, раннее или позднее?

Здесь на берегу, где лежало много плавника, как и у всех устьевых участков рек и на барах, наши якуты разбили палатку. В маленькой жестяной печурке вскоре запылал огонь и затрещали дрова. К сожалению, труба оказалась слишком короткой — пламя выбивалось из трубы. Так как палатка могла загореться, то мы в дальнейшем не пользовались печуркой, за исключением тех случаев, когда ночевали на льду. На берегу немало камня, который может служить материалом для хорошего очага. Наши якуты большие мастера складывать такие очаги и умеют быстро разводить огонь.

Насколько легче была эта поездка благодаря присутствию столь ловких работников, как Николай и Василий, а также благодаря хорошим собакам и хорошей «дороге»! Обилие древесного топлива, вместо бережливого пользования керосиновой кухней, также облегчало условия путешествия. Это был большой контраст с прошлогодней поездкой, когда всю подсобную работу мы должны были выполнять сами. Я наслаждался теперь возможностью быть хорошо обслуженным. Сразу после того как палатка была устроена, мы вползали в нее, закуривали папиросы и беседовали, пока закипал чай и готовился ужин.

На другой день, 29 января, сделали около 37 км. Собаки везли плохо. У некоторых мысов нам пришлось пробираться по торосам. За мысом Шилейко, у устья маленькой речушки разбили второй лагерь. При виде этой своеобразной скалы у меня ожили воспоминания о прежнем путешествии. В то время мы брели, обливаясь потом, по грязному талому снегу при свете полуночного солнца. По дороге застрелили тогда нескольких сидевших на скалах чистиков. Позже Шилейко застрелил медведя, мясо которого вывело нас из затруднения. Теперь я видел перед собой этот своеобразный мыс в сумерках убывающей полярной ночи. Он был покрыт глубокой снежной пеленой. Не было видно следов какого-либо живого существа. Температура в 9 часов вечера была —42,8°, поэтому неудивительно, что медведи не покидали своих берлог, где проводили зимнюю спячку.

Большая роскошь, проснувшись ранним утром после освежающего сна, остаться лежать в теплом спальном мешке, пока рабочие разведут огонь, вскипятят чай и поставят чашку чаю у спального мешка. Тогда только я подымаюсь, прихлебываю горячий чай, закуриваю папиросу и запиваю ее второй и третьей чашкой. К тому времени яркое пламя потрескивающих дров настолько согревает палатку, что выползти из спального мешка и даже переодеть ночное белье на дневное отнюдь не является геройством. Часы показывают уже 7 часов утра. Выпрямившись, попадаю в едкий дым, который собирается вверху палатки. Выйдя наружу, перевожу дух на тихом прозрачном воздухе.

Термометр показывает 42,3° мороза, ветер восточный силой 1 м, лишь десятая часть неба покрыта облаками. Два часа спустя, тепло одетые и сытые, мы снова в пути. Чувствуем себя в поездке «тойонами», так как она совершается по-барски. Собаки весело бегут сегодня по ровной дороге, и мы почти весь день сидим на санях.

В полдень, проехав 21 км, подъезжаем к моей старой поварне у Урассалаха. Две трети ее, сооруженные из горизонтально положенных бревен, стоят в целости, но «балагана», т. е. пристройки, сделанной из вертикально поставленных жердей, больше нет. Чтобы напрасно не обнадеживать какого-либо путника, который в будущем, возможно, здесь проедет, я должен сказать, что поварня производит впечатление жилья только снаружи, но совершенно непригодна для ночлега, так как внутри забита снегом и нуждается в большом ремонте. По соседству с ней возвышается устроенный Воллосовичем склад. В этот день мы сделали около 48 км и незадолго до наступления темноты в 2 часа 40 минут дня прибыли в Егоров стан. Наш третий лагерь у речки Егорова стана находится в том месте, где в 1886 г. я оставил построенный мною бот. Я прошел тогда на веслах от Урассалаха досюда частью по открытому морю, частью лавируя меж плавучих льдов. Остатки этого славного судна — киль и штевень — торчали на берегу из-под снега, а шпангоуты и планки послужили топливом позднейшим посетителям острова.