Рихард Хенниг - Неведомые земли. Том 2

Можно, не боясь впасть в ошибку, предположить, что внезапное желание ввести в своей стране чуждую религию имело политическую подоплеку. В истории человечества нередко встречается такое сплетение религиозных и политических мотивов, и предложение принять веру другого государя наверняка можно объяснить стремлением завоевать его расположение. Нечто подобное крылось, например, и за желанием датского короля Гаральда принять христианство. Как известно, он надеялся обеспечить себе этим политическую поддержку со стороны императора Людовика Благочестивого в попытке вернуть королевство (см. гл. 86).

Поэтому и в письме Алмуша к халифу punctum saliens [важным обстоятельством. — Ред .] следует считать, несомненно, отнюдь не лицемерно подчеркнутую просьбу царя прислать наставников в мусульманской религии и строителей мечетей, а скорее скромную приписку о том, что неплохо было бы заодно направить к царю также и опытных фортификаторов для строительства крепости. Просьба духовного характера была явно рассчитана на то, чтобы завоевать расположение фанатически религиозного повелителя мусульман. Расчет оказался правильным: халиф снарядил в Болгар посольство, поставив во главе его некоего Сусана ар-Росси. В состав посольства входил также, вероятно в роли «секретаря», [10]и летописец этого события Ибн-Фадлан [Фосслан], который, конечно, по происхождению был не арабом, [11]а скорее греком. [12]Поскольку Ибн-Фадлан задержался в Болгаре значительно дольше [250] остальных послов, трудно не склониться к предположению, что и ему в числе других было поручено заняться распространением ислама в стране. Во всяком случае, речь шла, очевидно, не о насаждении магометанской религии на девственной почве, а о вторичном ее введении, или, если можно так выразиться, об «обновлении насаждений».

Посольство халифа выехало из Багдада 11 сафара 309 г. хиджры (21 июня 921 г.) и через Бухару и Хорезм направилось к устью Волги. Здесь, в Стране хазар, путешественники благоразумно перезимовали. Оставшуюся часть пути они, очевидно, — хотя об этом в источнике нет определенных свидетельств — проплыли на судах вверх по Волге. В Болгар они прибыли 12 мухаррема 310 г. хиджры (12 мая 922 г.), то есть почти через 11 месяцев после выезда из Багдада. О маршруте, ходе и длительности обратного путешествия ничего не сообщается, вероятно потому, что Ибн-Фадлан пе принимал в нем участия. Пробыл он в Болгаре, очевидно, довольно долго, так как в противном случае не мог бы приобрести то поистине удивительно точное знание крайнего севера Европы и Западной Сибири, а также всех подробностей торговли северной пушниной, которым поражают его сообщения.

Вплоть до нашего столетия драгоценная рукопись Ибн-Фадлана была известна лишь в отрывках, сохранившихся под общим названием «Рисала». Важнейший из них воспроизведен у Якута (ум. в 1229 г.). Приведенная выше цитата в обработке Френа взята именно из этого источника. [13]Однако несколько десятков лет назад в Мешхеде был обнаружен оригинал рукописи Ибн-Фадлана; она входила в сборник занимательных историй перса Нуруддина Мухаммеда и'Ауфи, записанный позже 1228 г. в Индии. [14]Немецкий перевод уточненного и дополненного текста был опубликован Марквартом в 1924 г. [15]

Миссионерская деятельность Ибн-Фадлана и его единоверцев в Болгаре принесла богатые плоды. Насколько велика была заслуга Ибн-Фадлана в этом отношении, остается неясным. Бартольд пишет по этому поводу: «Вероятно, он преувеличивал значение своей миссионерской деятельности и представлял ее читателям в соответствующем освещении. И народ, и государь, вероятно, еще раньше перешли в мусульманскую веру». [16]

Даже если это и верно, а доказательств в пользу предположений Бартольда пока нет, все же заслуги Ибн-Фадлана нисколько не снижаются, так как его значение как географа неизмеримо выше миссионерской деятельности. Труд Ибн-Фадлана совершенно неоценим для суждения о географических представлениях людей X в. Впрочем, и как миссионер Ибн-Фадлан, видимо, добился немалых успехов. Во всяком случае, царь Алмуш и вся его семья приняли ислам. Алмуш называл себя в дальнейшем не иначе как эмиром Болгарским и подопечным повелителя правоверных, причем стал носить [251] новое имя Джафар. [17]Один из сыновей царя несколько лет спустя предпринял паломничество в Мекку и посетил на обратном пути халифа Муктадира в Багдаде. Ислам так прочно укоренился в Болгаре, что даже через 400 лет Ибн-Баттута во время своих странствий по свету (см. т. III, гл. 139) был приятно поражен, обнаружив здесь процветающую мусульманскую общину. Во всяком случае, жители Болгара с X в. стали «очень ревностными магометанами». [18]

Однако путешествие багдадских послов в 922 г. не только способствовало распространению мусульманской религии в довольно отдаленных северных районах Восточной Европы, еще более важную роль сыграло оно в расширении торговых связей и ознакомлении арабов с северными землями. В этом отношении географические описания Ибн-Фадлана могут считаться классическими. Они не только свидетельствуют о поразительном умении автора отобрать важнейший материал, но и отличаются удивительно малым количеством более или менее серьезных ошибок. По научно-критическому подходу к излагаемым сведениям записки Ибн-Фадлана напоминают современные труды. Их огромное культурно-историческое значение первым оценил и обосновал Френ. [19]

Ибн-Фадлан четко различает «русов» из Новгорода, Киева и т.д. и «Гога и Магога», то есть норвежских норманнов, о которых он уже в Болгаре сумел собрать кое-какие туманные сведения. Чрезвычайно отрицательная характеристика скандинавских норманнов, которых Ибн-Фадлан [20]называет «Гогом и Магогом — зверями в образе человеческом», вероятно, возникла под влиянием сообщений об опустошительном разбойничьем набеге норвежского короля Эйрика Кровавая Секира на Биармию в 920 г. н.э., то есть незадолго до прибытия Ибн-Фадлана в Болгар. Человек, поведавший ему о событиях, разыгравшихся в 920 г. на берегах Белого моря, был хорошо осведомлен о них, так как он, видимо, происходил из северной страны Вису, простиравшейся до бассейна северной Двины (см. гл. 98). Сообщение Ибн-Фадлана о том, что «Гог и Магог» живут «на расстоянии 3 месяцев пути от страны Вису и отделены от нее морем», доказывает, что этому путешественнику было известно о существовании Северного Ледовитого океана. В следующей главе содержатся доказательства того, что Ибн-Фадлан был прекрасно осведомлен также о торговых связях болгарских купцов с северными землями, богатыми пушниной. Не будет преувеличением утверждать, что только благодаря научной деятельности Ибн-Фадлана путешествие послов халифа в Болгар в 921—922 гг. приобрело выдающееся значение, которое трудно переоценить. [252]