Генри Стенли - Как я отыскал Ливингстона

Ваджиджи умеют искусно ткать холст из возделываемого ими хлопка; он напоминает по характеру ткани мексиканский серапе. Они суеверный народ подобно Вакаранга. В Ниактага, подле ворот, ведущих в селение, я видел их бога-хранителя, в виде человечьей головы, вырезанной из дерева и разукрашенной. Лицо, окрашенное белой краской, с черными вытаращенными глазами плечи прямые, четырехугольной формы; головной убор окрашен в желтый цвет. Каждый мужчина или женщина, проходя в ворота, делают глубокий поклон идолу, подобно римским католикам перед изображением Пресвятой Девы.

Ваджиджи полагают, что имеют власть над крокодилами, что они так дружны с этими земноводными пресмыкающимся, что могут заставить их делать все, что угодно. В Уджиджи утверждают, что там есть крокодил, столь же ученый как и тюлень в музее Барнума в Нью-Йорке, что он слушается приказаний своих друзей до такой степени, что уносит человека из дому в озеро или напр. отправляется на рынок и открывает вора в числе многолюдной толпы. Пещеры в Кабого на западном берегу озера служат предметом ужаса для ваджиджи, которые, проходя мимо этого страшного места, стараются смягчить гневное божество озера, бросая в последнее бусы и холст. Они утверждают, что это необходимо делать и что божество предпочитает белые (мерикани) бусы; занзибарские вангвана и арабы должны поневоле подчиняться этому обычаю, так как в противном случае ваджиджи не решаются перевезти их через озеро. Каждый путешественник, переезжая Бембу, должен предварительно отломить от находящейся там скалы кусок глины для того, чтобы путешествие его было счастливо.

Что обычай этот практикуется в течение нескольких уже поколений видно из громадных выемов, сделанных в меловой скале.

Нигде я не видел столько различных способов убирать волосы как в Урунди и Уджиджи. Волосы или совершенно сбриваются, или располагаются диагональными и горизонтальными линиями; или же расположены наподобие гребней, грядок, полос на висках и на лбу; или же наконец ниспадают на лоб узкими волнистыми или прямыми прядями; из этого следует заключить, что парикмахерское искусство в моде у дикарей как и у цивилизованных народов. А в отношении украшения тела татуировкой они стоят выше других племен.

Вы встретите татуировку на пупе и на каждой груди в виде колец; на руках она расположена волнистыми линиями и концентрическими складками или же диагональными линиями, идущими через грудь к плечу, она имеет вид браслет вокруг кистей рук, затем идет от левого плеча к правому бедру и от правого плеча к левому бедру, через живот, в виде самой сложной сети волнистых и горизонтальных линий; на брюхе она имеет, неизвестно почему, вид больших прыщей. Операция татуирования должна быть довольно мучительна, если судить по громадным нарывам, образующимся после уколов.

Только одна бедность может сдержать страсть негра к украшениям. Люди, располагающие средствами, носят по тридцати и сорока ожерельев из сами-сами, мерикани, состки, кадунду, гуру и других бус. В пример могу привести ваджиджи и варунди, особенно последних. На шее у них привешены тонкие, украшенные резьбой куски слоновой кости, зубы бегемота и клыки кабана; а сзади шеи висят тяжелые куски резной слоновой кости. Некоторые носят на шее длинные узкие миниатюрные колокольчики из туземного железа, перевитую железную проволоку и белые полированные камешки или раковины в виде амулетов. На запястьях они носят браслеты из сами-сами или из голубых мутуда; последние составляют любимые бусы; из них же они делают себе пояса.

Одежда их состоит из дубленой шкуры козла, теленка или овчины, окрашенной красноватой скважистой глиной, осаждаемой на дне ручейков. На одежде этой делаются рисунки в виде черных линий, крапин и кружков, вроде тех, которые делают наши американские индейцы.

Подобно вагого, и даже, может быть, больше, варунди тоже любят раскрашивать тело охрою. Они красят последнею не только туловище, но также лицо, голову, ресницы и брови.

Женщины имеют обыкновение стягивать свои груди книзу посредством веревки, обвивающей их стан. Для защиты или по обычаю они носят длинные палки, верхняя оконечность которых украшена иногда фигурами, изображающими ящерицу или крокодила.

Племена, живущие по берегу озера носят тяжелые пики, употребляемые ими в рукопашном бою, и легкие ассагаи, которыми они чрезвычайно метко попадают на расстоянии пятидесяти и семидесяти ярдов. Их луки короче чем у ваниамвези и ваканонго, но стрелы те же самые, только более искусно сделанные.

Вабембе или вавембе — людоеды, населяющие мрачные горы к западу от Танганики, и живущие насупротив их северо-восточные Урунди — редко встречаются путешественниками на озере. Они считают других подобно себе людоедами, и потому при появлении в их соседстве лодок с арабами и вангвани не выходят из своих горных селений. Утверждают, хотя я не могу поручиться за верность этого слуха, что, узнав, что у одного арабского купца заболел или умирал невольник, они предложили купить его за хлеб и овощи, увидев как-то одного чрезвычайно дородного занзибарца, они приложили руки ко рту и с удивлением воскликнули; «Чукуля, нгема сана, гапа! Чумви менги». Сколько в нем хорошего мяса, сколько соли!

Вазанси или базанси, как их называет доктор Ливингстон — соседи вабембе; я опасаюсь, что их тоже следует отнести к разряду людоедов. Они то и причинили столько хлопот Ливингстону и мне у мыса Лувумба по случаю умерщвления сына султана Кизеза Хамисом Балухом; они объявили нам, что никогда не желали бы видеть другого «Мурунгвана» — занзибарского свободного человека. Я никогда в жизни не видел такого возбужденного состояния, которое они обнаружили при виде того, как один из моих солдат разрезывал мясо козы на части. Ими овладело какое-то бешенство при виде мяса: в эту минуту они были похожи на голодное хищное животное. Они умоляли глазами, чтобы им дали хоть кусочек мяса, и когда последний был им брошен, то из-за него началась страшная драка; они бросились подбирать с земли запекшуюся кровь животного, и с необычайною жадностию следили за каждым куском, который клали мои люди себе в рот. Не знаю, насколько справедливы слухи о каннибальских наклонностях вабембе, но я уверен, что вазанси — людоеды.

Маниуэма — самые искусные оружейники.

Наша жизнь в Унианиембэ. — Разговор с Ливингстоном о приключениях на «пикнике». — Доктор отказывается возвратиться домой до окончания своего дела. — Он бранит доктора Кирка за присылку ему рабов и данное им предписание доставить его обратно. — Отыскание его энфильдовских ружей. — Доктор решается сопровождать меня до Унианиембэ. — Припадок перемежающейся лихорадки. — Как мы проводили праздник Рождества. — Отъезд из Уджиджи. — Наше путешествие вниз по Танганике. — Прибытие к Лиуше и переправа через нее. — Переправа через Малагарази. — Нет протока в Танганику. — Прибытие в Уримба. — Убиение зебры. — Долина Лоажери. — Убиение буйволовой коровы. — Встреча с слоном. — Рассказы путешественников. — Рыжебородые обезьяны. — Встреча с Магдава. — Долина Имрера. — Болезнь ноги доктора. — Стада дичи в долине Мпоква. — Убиение двух зебров. — Стадо жирафов. — Раненая жирафа. — Уход Ибрагимова раба Улименго. — Широта Мпоква. — Цинковые кружки, превращенные в пули. — Жираф, убитый ими. — Испуг перед Мисонги. — Страшное ужаление доктора дикими пчелами. — Голод у Мирамбо.— Смерть Шау. — События из жизни и смерть Роберта Ливингстона. — Лев в траве. — Три льва. — Прибытие в Угунда. — Поимка дезертира Хамдалаха. — Прибытие в Унианиембэ.