Генри Стенли - Как я отыскал Ливингстона

Через час мы увидели на правом берегу реки нескольких туземцев, несших соль к Малагарази. Поровнявшись с нашим убежищем, они заметили нас и, бросив свои мешки с солью, пустились бежать, оглашая воздух криками, которые должны были поднять тревогу в окрестных селениях. Я приказал людям тотчас же двинуться в путь и через несколько минут мы перешли Рузуги и направились прямо в лежавший на нашем пути бамбуковый лес. Только что мы вошли в последний, как вдруг какая-то сумасшедшая женщина стала испускать пронзительные крики. Люди мои испугались этих криков, так как последние могли навлечь на нас мщение вагга за желание избегнуть платежа дани. Через полчаса сбежались бы сотни дикарей, и, по всей вероятности, последовала бы общая резня. Женщина, не переставала, страшным образом кричать, Бог знает из-за чего. Некоторые из людей, повинуясь инстинкту самосохранения, бросили груз и скрылись в лес. Проводник бросился назад ко мне, умоляя остановить ее крики. Один из моих людей, побагровевший от гнева и страха, выхватил меч и просил моего позволения отрубить ей сейчас же голову. Стоило мне подать малейший знак и женщина поплатилась бы жизнию за свое безумие. Я пытался было зажать ей рот рукою, но она вырвалась от меня и стала еще громче кричать. Мне ничего более не оставалось как испытать на ней силу моего бича. После первого удара я потребовал, чтобы она замолчала, «нет!» она продолжала кричать с удвоенною энергией. Еще раз мой бич опустился на ее плечи и «нет, нет, нет!» Новый удар. «Замолчишь ли ты?» «Нет, нет, нет!» кричала она все громче и громче, а удары мои сыпались все чаще и чаще. Но, увидав мою твердую решимость настоять на своем, она после девятого удара замолчала. Ей был завязан рот, а также связаны руки; через несколько минут беглецы вернулись назад и караван продолжал путь с удвоенною скоростию. Наконец, после девятичасового крайне утомительного пути, мы завидели небольшое озеро Музуниа.

Озеро Музуниа принадлежит к числу многочисленных кругообразных бассейнов, встречающихся в этой части Угги. Гораздо правильнее было бы назвать эти озера громадными лужами. В дождливый сезон озеро Музуниа тянется три или четыре мили в длину и две в ширину. В ней водится много гиппопотамов, а берега ее изобилуют благородною дичью.

Мы весьма покойно расположились на нашем бивуаке, причем не раскидывали палаток и не разводили огня, так что в случае преследования, могли тотчас же двинуться в путь. Я зарядил свое винчестерское ружье (подарок моего друга Морриса, и драгоценный подарок для подобного случая), а в сумке, переброшенной через плечо, находились еще десять зарядов. У солдат тоже были заряжены ружья, так что мы могли спокойно предаться сну.

Ноября 8-го. Мы двинулись в путь еще перед рассветом, с наступлением которого мы вышли из бамбукового леса и направились через обнаженную равнину Угга, встретив на пути несколько новых больших луж; местность представляла волнистую поверхность, покрытую там и сям группами деревьев, нарушавшими ее однообразие. Мы бодро шли вперед под палящими лучами африканского солнца, слегка умеренными, впрочем, движением воздуха, пропитанного ароматом молодой травы и различных странных цветов, которыми в некоторых местах была испещрена эта однообразная бледно-зеленая равнина, раскинувшаяся на такое большое пространство.

Мы подошли в реке Ругуфу, не к Увавенди Ругуфу, а в северному ручью того же имени, притоку Малагарази. Это был широкий и неглубокий поток, воды которого крайне медленно текли в юго-западном направлении. В то время как мы расположились отдохнуть в тени густого леса, на правом берегу реки, я ясно услышал раскаты отдаленного грома на западе. На мой вопрос — что это такое, мне отвечали, что это Кабого.

— Кабого? что это такое?

— Это большая гора на той стороне Танганики, в ней много пещер, в которые течет вода, и когда на Танганике бывает ветер, то слышны звуки подобные мвуга (гром). На ней много уже погибло лодок, и арабы а также туземцы имеют обыкновение бросать туда холст — мерикани и каники — в особенности белые (мерикани) бусы, для умилостивления мулунгу (бога) озера. Кто бросит в последнее бусы — обыкновенно избегнет опасности, кто же не бросит — погибает в волнах озера. О, это страшное место! Этот рассказ был передан мне вечно улыбавшимся проводником Асмани и справедливость его была подтверждена другими прибрежными жителями озера.

Берег реки Ругуфу, на котором мы расположились обедать, отстоит от Уджиджи по крайней мере на восемнадцать с половиною часов или сорок шесть миль, а так как Кабого находится вблизи Угунга, то оно должно отстоять с лишком на шестьдесят миль от Уджиджи; следовательно, слышанный нами звук был на расстоянии с лишком ста миль от нас.

В течение следующих трех часов нам пришлось пролагать себе дорогу через густые леса, через местности усеянные первобытными скалами, через обширные трясины; приходилось встречаться с многочисленными рядами буйволов, жираф и зебр; наконец, мы пришли к небольшому ручью Сунуцци, находящемуся лишь в расстоянии мили от большого поселения вагга. Но мы зашли в глубину большого леса — кругом не было никакой дороги; мы сохраняли глубокое молчание и не зажигали огней. Поэтому мы были уверены; что нас не потревожат. Кирангоци обещали, что на следующее утро мы будем вне пределов Угга и на другой день будем в Уджиджи. Терпение, душа моя! Еще несколько часов, и наши испытания окончатся! Я буду лицом к лицу с белым человеком, у которого седые волосы на голове.

9-го ноября. За два часа до рассвета мы покинули наш лагерь на реке Сунуцци и продолжали путь через лес в северо-восточном направлении, надев предварительно нашим козам намордники, чтобы они не выдали нас своим блеянием. Но в то самое время как небо стало проясняться мы вышли из леса на большую дорогу. Проводник полагал, что мы прошли Угга и издал звук, который был повторен каждым из членов каравана, и мы продолжали путь с удвоенной энергией, как вдруг мы наткнулись на селение, жители которого начали уже копошиться. Немедленно водворилось молчание и караван остановился. Я вышел вперед, чтобы посоветоваться с проводником. Тот не знал что делать. Но теперь было не до соображений, и потому я приказал зарезать коз и оставить их на дороге, а проводнику приказал смело идти через селение. Цыплята тоже были зарезаны; затем караван двинулся скорым шагом вперед, соблюдая молчание, под руководством проводника, которому велено было углубиться в лес, находившийся к югу от дороги. Я оставался на месте пока не исчез последний человек, затем приготовил моего винчестера и пошел в арьергарду, сопровождаемый людьми, несшими ружья и военные принадлежности. Когда мы оставили за собой последнюю хижину, вдруг выскочил из шалаша какой-то человек, поднявший тревогу: послышались громкие голоса как бы спорившие между собою. Но в скором времени мы достигли чащи леса, взяв направление к югу от большой дороги, и сворачивая несколько назад. Одно время я думал, что нас преследуют и стал за дерево с целью задержать врагов, если они вздумают напасть на нас; но вскоре убедился, что за нами нет погони. Через полчаса мы снова повернули на запад. Теперь солнце уже ярко светило, и нашим взорам представились небольшие живописные долины, в которых росли дикие плодовые деревья и редкие цветы, где текли веселые прозрачные ручейки — где все было весело и прекрасно — пока, наконец, перейдя один из подобных ручейков, тихое журчание которого служило для нас хорошим предзнаменованием, мы покинули пределы ненавистной Угги и вступили в Укарангу! — событие, которое мы приветствовали восторженными криками.