Вячеслав Гончаров - На суше и на море 1987

Рассказал Лисянский об открытии большого низменного острова, но умолчал, что по настоянию всего экипажа этой частице суши в океанском просторе присвоено его имя.

Крузенштерн в свою очередь поведал о неудаче посольства, о своих изысканиях в Тихом океане.

Из Кантона «Надежда» и «Нева» отправились домой вместе. Теперь путь лежал по «накатанной», оживленной дороге. То и дело встречались суда под самыми различными флагами. Совместное плавание двух капитанов продолжалось только до южной оконечности Африки. В густом тумане суда потеряли друг друга из виду. Миновав грозные широты, Лисянский направил бег корабля прямо на север. Погода стояла отличная, ветер бодро посвистывал в снастях, провизии запасли предостаточно, больных на борту не было… Сто сорок суток бежала «Нева» без остановки до самого Портсмута. А оттуда до Кронштадта — уже и рукой подать.

5 августа 1806 года кронштадтская брандвахта салютовала «Неве», а через две недели и «Надежде», и звуки пушечных выстрелов отдавались в сердцах моряков слаще самой нежной музыки. Среди толпы встречающих лица знакомые и незнакомые. Весь Петербург был взволнован. Шутка ли, обойти вокруг света! Вмиг офицеры обоих кораблей сделались кумирами салонов, желанными гостями в любом доме. Но… вести светские пустые разговоры? Нет-нет, поскорее в родительские гнезда, обнять наконец родных и близких. Лисянский уехал в Малороссию, в Нежин, Крузенштерн — на мызу Асе близ Ревеля.

Однако отдыхать долго не пришлось. Той же осенью отправлялась новая «кругосветка». Адмиралтейству потребовались справки, советы, рекомендации. Крузенштерн теперь подолгу жил в Петербурге, а потом и вовсе перебрался в столицу. Здесь он и заканчивал первую часть книги о путешествии. Приступил к второй. Так уж получилось, что в первый свой визит к графу Румянцеву пересказал ему содержание начальных глав книги, во второй и третий — последующих. И вот — очередное приглашение.

Как всегда, не без внутреннего волнения подошел к дворцу на Английской набережной, вступил под сень четырехколонного дорического портика, охраняемого грозными львами. Мажордом встретил у зеркальных дверей, приняв треуголку и шпагу, проводил по мраморной лестнице на второй этаж и затем через анфиладу торжественно-холодноватых парадных покоев в кабинет хозяина.

Румянцев встретил в узорчатом халате с кистями. Кружевные манжеты и воротник тонкого полотна. Холеные пальцы усыпаны перстнями. Увидев гостя, Румянцев встал из-за стола, за которым писал, снял очки, усадил капитана в вольтеровское кресло, сел рядом.

— Ну-с, милейший Иван Федорович, побеседуем. А там у меня и сюрпризец уж припасен. О каких краях поведать изволишь?

Два дня разбирал Крузенштерн свои записи о Камчатке. Несколько месяцев провел он в Петропавловске. Пожалуй, и не одну главу займет Камчатка в книге.

— Даже и самое имя Камчатка произносится ныне со страхом и ужасом, — начал Крузенштерн. — Две причины тому усмотреть можно. Первая — чрезмерное отдаление земли той от главных благоустроенных мест России, а вторая — скудность и суровость природы. Всякий представляет себе, что это царство голода и холода, одним словом, совершеннейшая бедность во всех видах. Но может ли быть великое отдаление причиной бедственного положения Камчатки? До порта Джаксон и Новой Голландии англичанам нужно добираться не менее пяти месяцев, но за двадцать лет они сделали это место цветущим… А климат? Что ж, зима в Европейской России столь же продолжительна. В этом отдаленном крае вызревают хлеб и многоразличные овощи. В Петропавловске все офицеры заготавливают их сколько потребно со своих огородов, а в Нижнекамчатске и по берегам реки Камчатки почва столь хороша, что приносит ржи в восемь, а ячменя в двенадцать раз больше посева. Мы получали оттуда не только картофель и репу, но и огурцы, латук-салат, прекрасную капусту…

Румянцев слушал со вниманием. Да-да, все доводы капитана разумны, он приводит цифры, говорит о том, что и откуда можно завозить на Камчатку, и не из-за тридевяти земель, а тут же, по соседству. Выходит, на Камчатке надлежит разводить все виды скота, строения нужны крепкие и прочные, и оные дешевле возводить из кирпича, нежели из привозного лесу. И о рыбных богатствах края вел речь Крузенштерн, и о пушных, и о минеральных источниках, весьма здоровье укрепляющих. Но осуществимы ли прожекты сии? Чиновники бесчестны и корыстолюбивы, купцы невежественны и алчны. Некому блюсти интересы государственные. Румянцев прошелся по комнате, мягко ступая по ковру, опять сел в кресло напротив капитана, заговорил о Русской Америке.

— Россия, вышедши на тихоокеанские просторы, обеспокоила успехами своими могущественные государства, имеющие там свои собственные интересы. Обеспокоила, — повторил саркастически Румянцев. — А что державы сии? Воюют, все воюют в своих колониях, то англичане с французами, то янки с англичанами из-за канадских провинций, а все вкупе — с индейцами. А карты посмотреть — одни пятна белые. Земли обширнейшие, не токмо не заселенные, но и не проведанные вовсе. Знаешь ли, милейший Иван Федорович, когда Квебек основан? Двести лет назад. Маккензиева книга вышла сейчас в Петербурге. Прошел Маккензий со своей партией от озера Атабаски по реке Пис-Ривер и другим путям водным до Ледовитого моря и Тихого океана в 1792 году только. А наш-то Григорий Шелехов, Колумб российский, достиг американского берега куда как ранее и без кровопролития, шума и реляций основал там остроги и поселения. Так что ж? Узнал некий Ледиард, американец, о богатствах пушных на островах, Прибыловым открытых, устремился все выведать доподлинно. Хитростию проник в Петербург, добрался до Иркутска, потом до Якутска, еле восвояси выдворили…

Камердинер принес кофе. Румянцев стал задумчиво его прихлебывать. Крузенштерн последовал примеру графа, наслаждаясь ароматом напитка.

— Ну раз о Российско-Американской компании заговорили, так вот тебе еще новости, Иван Федорович, — хозяин кабинета сделал несколько глотков, отставил чашку и приложил к губам салфетку.

— Доброхот твой, камергер Резанов, отбыв с Камчатки в Русскую Америку, провел с Лангсдорфом зимовку тяжелейшую в Новоархангельске. Умирали там с голоду люди. Восемнадцать человек земле предали, остальные еле ноги волочили. Правильно рассудил ты, Иван Федорович, и на Камчатке, и в Русской Америке заводить надобно и пашню, и огороды… Да пока суд да дело… Решил Резанов отправиться в южные земли американские. И это ход верный: испанцы-то богатейшие колонии там имеют. Отбыла в конце зимы «Юнона» из Новоархангельска в Калифорнию.

— Чем же дело кончилось и кончилось ли?

— Резанов-то не зря наследником Шелехова считается. Унаследовал не только богатство рыльского купца, сильно, впрочем, молвой преувеличенное, но и планы его обширные, государственного размаха планы. В Сан-Франциско тамошним властям сообщили мы, что посланник российский туда направлен. Встретили Резанова хорошо. С губернатором де Аррилагой договорился он о поставке большой партии продовольствия. А паче всего об основании поселения российского на землях калифорнийских.