Олег Попцов - На суше и на море 1986

Василий сказал, что барсуков всегда мало пугают свет и машина и они занимаются своими делами у непрошеных зрителей на виду. Есть в заповеднике звери и покрупнее, и поосторожнее — это лисица, шакал, камышовый кот, волк. Последний на ночных учетах почти не встречается, уходит сразу, заслышав шум автомашины.

В первый мой вечер в заповеднике сотрудники нашей лаборатории, люди в общем-то далекие от дикой природы, рассказали мне, что недалеко от поста волки напали вчера на корову. Я не придал особого значения этому рассказу. Но вскоре мне пришлось убедиться в его достоверности самому. В знойный полдень мы сидели в палатке с моим помощником по сбору гидробионтов Александром Носачевым и лениво переговаривались, разморенные июльской жарой. Топот стада коров, промчавшихся мимо палатки, прервал нашу беседу.

«Чего это они, от жары сдурели?» — сказал Носачев и шагнул наружу. «Волк!» — заорал он не своим голосом. Я выскочил из палатки и успел увидеть, как бежавший по следу коров крупный волк, резко крутанувшись на месте, исчез в ежевике.

Через неделю атака волков на коровье стадо близ поста повторилась. Опять она была безуспешной — снова помешали люди. Услышав тревожное мычание, мы помчались туда, откуда оно доносилось, на нашем «газике», и опять нам встретился нахально сидящий на дороге волк, который явно не знал, как подступиться к забившейся в тростниковые крепи корове. Корова погрузилась в воду почти полностью — торчали лишь голова и спина. Как и в первом случае, волк не стал дожидаться нашего приближения и нырнул в кустарник.

Четвертая охота стаи увенчалась успехом. На сей раз жертвой оказалась кобылица. Мы отправились с Василием на «место ночного преступления», которое к середине жаркого летнего дня разыскать не составляло труда по запаху. Частокол белеющих ребер, почерневшая от крови земля, следы борьбы… Что и говорить, зрелище малопривлекательное. Лайка Василия, увязавшаяся за нами, не отказала себе в удовольствии вываляться в остатках падали. Очевидцы, которые рано утром прервали волчий завтрак, рассказали, что волков было пятеро — четверо прибылых и волчица. По мрачной иронии судьбы оказалось также, что лошадь принадлежала известному в заповеднике истребителю волков, шакалов и других хищников Алиашрафу. Его хитро замаскированные капканы были расставлены вокруг заповедника, создавая дополнительную линию охраны от нежелательных посетителей. Выходило, что за месяц моего пребывания в Кызылагаче в окружности радиусом 500 метров от поста охраны заповедника волки четырежды нападали на домашних животных.

О «волчьей проблеме» сейчас очень много говорят и пишут — и не только биологи. Как удачно заметил крупный наш эколог, покойный академик С. С. Шварц, есть две отрасли знания, судить о которых безапелляционно считает себя вправе почти каждый, — это медицина и охрана природы. В самом деле, кому не приходилось выслушивать суждения и рецепты доморощенных «медиков» и глубокомысленные обывательские замечания о том, каких зверей надо истреблять, а каких надо беречь, о вреде спортивной охоты и далее в том же духе. Почему-то о квантовой механике или математической логике так, с налета, никто судить не берется, а ведь экология ничуть не менее сложная дисциплина.

Резкий поворот в отношении к волку кроется, на мой взгляд, не в том, что вскрыли-де наконец его санитарную роль, ведь мало кто любит стервятников, гиен, шакалов, куда более «прилежных» санитаров, чем волк. Утверждение о санитарной роли волка сродни средневековому фольклору о «благородных разбойниках». В популяциях копытных не так уж много больных животных, чтобы они могли служить кормом для волков. Волки следуют за стадами, а больные, как правило, ведут одиночный образ жизни, и найти их труднее. Конечно, наткнувшись на такою одиночку, волк им не побрезгует, но, сьев его, он, как правило, разносит возбудителей эпизоотии по всей округе с экскрементами.

Уместно вспомнить, что ностальгическое чувство к исчезнувшему волку родилось в тех странах, где его выбили давно и начисто. Во всех этих краях процветает многотысячное поголовье оленей, лосей, муфлонов, косуль, ланей, серн, и благоденствуют все эти звери без всякой «помощи» со стороны серых санитаров.

Перенимать это настроение некритически нам не след: волков у нас пока что много, а местами и слишком много. Безусловно, волк украшение нашей фауны, это прекрасный, совершенный зверь и, как любой представитель животного мира, он интересен не только для науки, а имеет и эстетическое значение. Вспомним хотя бы, какое место этот зверь занимает в мировой и русской культуре — фольклоре, живописи, литературе. Никто не собирается проповедовать его полное истребление. К волку нужен подход дифференцированный, как и к любому неоднозначному, неординарному явлению. Где-то его численность надо оставить на нынешнем уровне, где-то надо снизить, с чем никак не могут согласиться адепты волка — люди, большей частью с ним знакомые лишь по переводным книжкам.

Ясно одно: волкам сейчас в Кызылагаче, да и во многих других местах, привольно. В силу причин, о которых мы писали, стало в заповеднике гораздо больше кабанов. Их сейчас около тысячи; волки «откликнулись» на это, доведя свою численность до восьмидесяти. Конечно, старый секач, вооруженный двадцатисантиметровыми клыками, для волка недоступен. Основная добыча — молодые кабанчики. Но не одними кабанами сыты волки заповедника. Василий Литвинов видел однажды, как волк волочил метровую щуку. Во время частых заморов они превращаются из охотников в рыболовов, наведываются летом на бахчи, лакомятся спелыми арбузами. Правда, по части дегустации арбузов волку далеко до шакала — другого распространенного в Кызылагаче хищника. Хотя шакал и зачислен в отряд хищных, он более собиратель по природе. Вскрыв убитого шакала — а Василий перепотрошил их уйму — и сравнив длину его кишечника с длиной кишечника лисицы того же размера, мы убеждались, что у шакала он в три раза длиннее. Это физиологическое приспособление помогает шакалу в равных количествах потреблять животную и растительную пищу. Ассортимент его кормов включает 90 наименований, и недаром его прожорливость стала нарицательной. В желудке одного шакала обнаружили полиэтиленовую обертку от колбасы, бумагу и кусок мыла, завернутый в газету. Из живности шакал берет все — от нутрии до саранчи. Зверь этот по-прежнему весьма обычен — в Азербайджане сейчас насчитывается около десяти тысяч шакалов. Этого воришку, облезлого, рыже-серого, принюхивающегося, поводя своей острой мордой, трусящего по дорогам, мы встречали в любое время суток, а по ночам слушали его вой со всхлипами и заливистым хохотом. Правда, той картины, которую наблюдал известный натуралист Е. П. Спангенберг в 1925 году из окон ленкоранской гостиницы, сейчас уже не увидишь: «…при ярком свете луны метрах в пятидесяти от крыльца я увидел странную группу животных. Они копались в мусорной яме. Присмотревшись внимательно, я обнаружил среди них домашнюю свинью, трех собак и шесть шакалов. В отличие от домашних животных шакалы вели себя как-то иначе. Проворные звери, привлеченные трупом теленка, приближались к яме, улучив минутку, схватывали кусок и поспешно отбегали в сторону» [48] Спангенберг Е. Из жизни натуралиста. М., 1953. .