Клод Фаррер - Прогулка по Дальнему Востоку

Послышались шаги слуг, и шамбелан провозгласил:

«Тише!»

Небо было прекрасно.

Когда принесли все блюда, шамбелан объявил, что обед подан.

Император в сопровождении Даинагона прошел средними дверями. Императрица, раскрыв веер, встретила императора и пригласила сесть. Она была так хороша, что все присутствовавшие были поражены. Даинагон при виде подобной красоты пропел:

Я нашла, что это весьма кстати, и пожелала в душе, чтобы такое положение вещей длилось тысячи лет.

Не успели дамы, служившие за столом, позвать слуг, как император прошел в покои императрицы и сказал:

— Налейте чернил в чернильницу!

Я поспешила исполнить его желание. Он сложил лист белой бумаги и сказал:

— Напишите сейчас же что-нибудь, что подскажет вам память!

— Как быть? — спросила я Даинагона.

— Пишите скорей и подавайте! Без лишних слов!

И, протягивая чернильницу, добавил:

— Скорей, скорей! Не думая! Что-нибудь!

Он торопил нас.

— О! — подумали придворные дамы, — зачем приказывают нам это?

Они взволновались и покраснели. Наспех писали они стихи о весне, о душе цветов… потом протянули и мне бумагу.

— Теперь ваш черед!

Я написала:

«Проходят годы, я стареюсь, но, когда я смотрю на князя, тяжелые думы покидают меня».

Нельзя не согласиться с тем, что это весьма милое описание придворной жизни. Но вот образец литературы иного рода, — автор, по-видимому, видевший и испытавший на свете многое, спокойно классифицирует всевозможные жизненные явления, подразделяя их на хорошие, дурные, очаровательные, отвратительные, утомительные и т. д.

Обратимся, однако, к тексту.

Явления утомляющие:

— День воздержания.

— Дела, которые длятся несколько дней.

— Долгое пребывание в храме.

Явления отвратительные:

— Посетитель, который занимает вас длинными разговорами, когда вам некогда. Если это ваш родственник, то вы можете его выпроводить, сказав: «Позже»! Но, если дело идет о человеке, с которым приходится стесняться, то это в высшей степени отвратительно.

— В то время, как вы растираете тушь на камне чернильницы, вам попадается волос. Или, в палочке туши находится небольшой камешек, который начинает скрипеть «взжи, взжи»! Ужас!

— Завидовать всем на свете; быть недовольным своим званием; осуждать других, — все это одинаково отвратительно!

— Ребенок, который начинает кричать, как раз в тот момент, когда хочешь послушать что-нибудь. Вот наказание!

— Собака, которая лает на кого-нибудь, кто пришел повидать вас тайно. Так, кажется, и убил бы эту собаку!

— Человек, которого спрятали в шкаф и который начинает вдруг храпеть!

— Очень хочется спать. Ложишься. Комар начинает летать у самого лица, давая знать о своем присутствии тончайшим голосом. Шум его крылышек больше, чем его тело. Вещь весьма отвратительная!

— Вы рассказываете нечто о минувших временах. Кто-нибудь, прицепившись к незначительной известной ему подробности, прерывает вас и начинает опровергать все, что вами было рассказано. Это поистине отвратительно.

— Мышь, которая шныряет всюду! Весьма отвратительно.

— Мужчина, с которым вы в близких отношениях, начинает расхваливать женщину, которую он знал когда-то; пусть это дело прошлое, но тем не менее это отвратительно! Но еще хуже, если имеется в виду новая интрига!.. Можно себе представить, не так ли?!

Вещи, от которых бросает в дрожь:

— Воробьи, кормящие птенцов.

— Лечь спать одной в комнате, где курится благовонная смола.

— Мыть волосы, заняться своим туалетом, облечься в благоухающие одежды. Даже тогда, когда вас никто не видит, не вдыхает распространяемый вами аромат, не заставляет тревожно биться ваше сердце, — даже тогда это очень волнует.

— Ночь, когда ждешь кого-нибудь… ливень, шумы и шорохи, дыхание ветра… все это волнует!

Вещи, рождающие нежную память о прошлом:

— В часы досуга, когда на дворе дождь, найти письма человека, которого вы любили когда то.

— Лунная ночь.

Вещи мало успокоительные:

— Когда, не зная еще сердца и помыслов нового слуги, вы послали его к кому-нибудь с вещами, имеющими ценность.

Редкие явления:

— Невестка, которую свекровь любит.

— Кто-либо, у кого нет ни мании, ни недуга, кто обладает всеми как физическими, так и духовными качествами; короче, кто-либо, у кого нет недостатков.

Вещи, заставляющие беспокоиться:

— Например… новогодние повышения по службе.

Так приблизительно изобразила жизнь эта японочка, жившая девятьсот лет тому назад.

Я уже говорил о том, как она получила в подарок от императрицы ворох бумаги, на которой она и оставила грядущим поколениям свои, заметки.

В конце своей книги она сама повествует об этом событии. Рассказ этот очень трогателен.

«Темнеет, я не могу больше писать, да и кисточка моя истрепалась… Итак, пора кончать эти заметки. В них все то, что я видела своими глазами, все, о чем думала, все, что затаила в сердце в часы досуга, в часы, что провела я одна в моей комнате.

Порою в них высказывались мною резкие, быть может, по мнению других суждения, и потому я сочла сначала нужным держать их в секрете. Но теперь все стало известным! И вот я не могу удержаться от слез…

Однажды императрица, получив от „Наи-даи-гимна“ большую пачку бумаги, спросила меня:

— Что же бы нам изобразить на ней?

Император нашел, что было бы хорошо переписать сборник рассказов (Шики). Но мне хотелось сделать из этой бумаги себе думку, и потому императрица сказала:

— Ну что ж! берите ее! — и она отдала мне бумагу.

С тех пор я записывала все, что мне приходило в голову, все то, что казалось мне прекрасным в мире, все, что поражало меня в поступках людей. Я говорила о поэзии, о деревьях, травах, о птицах и насекомых…

Пусть критикуют меня, пусть скажут:

„Это еще хуже, чем мы думали! Посредственность ее дарования так и бросается в глаза!“

Я лично весьма скромного мнения о моих записках и, по сравнению с произведениями других, считаю их более чем обыкновенными. Однако, окружающие говорят, что я пишу прекрасно, Странно! Но, вероятно, они правы, — то, что не нравится большинству, должно быть хорошим, и обратно. И все же мне жаль, что мои записки увидели свет».

Это обычное сожаление всех художников. Во всяком случае, она прелестно изобразила общество того времени, и страницы, посвященные ему, дышат жизнью и до сих пор не утеряли интереса.

Остается только пожалеть о том, что гражданские войны XII века остановили на время расцвет искусств и развитие умственной жизни Японии. Надо сознаться, что те же войны дали нам страницы одной из самых увлекательных историй феодализма и рыцарства.