Эрих Вустманн - Марбу

Вечером мы заперли избушку, натянули повыше голенища сапог и пошли следом за лошадью, которая и без вожжей находила дорогу домой.

Чтобы пройти немного лесом, нам не нужна была солнечная погода. Микко даже был рад дождю, потому что во время дождя он все равно не мог работать в поле и из-за «маленькой прогулки» не терял времени. Хейка не хотел идти с нами. Мы простились с ним коротко и сердечно, как принято у северян.

- Прощай, Хейка, и спасибо за компанию!

- Счастливого пути, Эрих, спасибо за то же самое!

Мы разошлись не оглядываясь.

Сначала ехали на почтовой автомашине. Иногда на этой машине едут только для того, чтобы навестить соседа, потому что это все-таки двадцать километров. Здесь почтовая машина - исключительно удобное и дешевое средство сообщения. Мы проехали восемьдесят километров.

Если в Германии проедешь восемьдесят километров, то минуешь несколько городов и много деревень, в то время как здесь попадается лишь несколько поселков, в которых от двух до десяти домов, а иногда просто две или три избушки. Когда поселенец говорит, что его сосед болен, то он имеет в виду человека, живущего от него в пятидесяти километрах. За покупками нам с женой приходилось бегать за шестьдесят километров, что составляет сто двадцать километров туда и обратно. Мы считали это вполне нормальным.

- Где живет этот старый медвежатник? - спросил я Микко.

- Совсем недалеко,- ответил он,- должно быть, километров восемьдесят на автобусе и километров сорок в лес.

Да, это было не особенно далеко.

Мы шли налегке и несли лишь один рюкзак, оставив все остальное в доме Микко, Так было идти чудес-но, тем более что Микко был внимателен ко мне - медленно ходящему «городскому человеку». По его подсчетам мы проходили «всего лишь» по шести километров в час. Я не постеснялся объявить этот шаг достаточно быстрым.

- Скажи-ка, Микко, как это ты так быстро бегаешь?- спросил я, в то время как мы шли по лесу и выбирали места, где лес был реже.

- Так,- ответил он и помчался.

- Я совсем не хотел это видеть! - крикнул я вдогонку.- Как это тебе удается, хочу я знать.- Но он не мог мне объяснить, потому что такая способность у него была врожденной. Сто раз я принимался изучать движения ног местных ходоков и всегда безрезультатно.

Дождь стихал, но воздух между деревьями был сырой и холодный. Лесная почва, напоенная водой, местами заросла мхом и была мягка, как бархат. В это время потемнело - так бывает в дождливые дни, несмотря на разгар лета. Сова прилетела, шурша в вершинах деревьев, уселась на сук и так протяжно завопила, что стало жутко, а другие птицы смолкли. Сова - владычица своей округи, ее крик нагоняет трепет на всю мелкую дичь. Свет ее не беспокоит, потому что среди лета она не может ждать темных ночей.

- Тебе уже приходилось охотиться на медведей? - спросил я Микко, усердно шагая и время от времени отмахиваясь от комаров.

- С дробовиком? Лучшего нет у меня. Нет, они мне не попадаются.

Этот Микко не любит многословия, его фразы были кратки, но метки. Он был так занят своей работой, что не находил времени для разговоров. Впрочем, с кем ему было разговаривать, когда он один работал в поле или мастерил сарай?

- Тогда ты и медведицу тоже не видел?

- Ее-то уж, конечно, нет.

- А Марбу?

- Того один раз, но только совсем маленького.

- Когда он был еще малыш и бегал за матерью?

- Нет, просто с большого расстояния. Лошадь у меня тогда понесла.

- О, а ты за ней!

- Впереди же было нельзя.

Микко посмотрел на меня и ухмыльнулся.

Мне очень хотелось узнать, как вел себя Марбу при приближении лошади, но я побоялся второй осечки и решил прекратить разговор.

Микко не возражал.

Когда мы через некоторое время остановились на отдых, развели костер и сварили кофе, над нами свисали длинные темные лишайники. Я посмотрел вверх, подперев рукой подбородок, и сказал:

- Знаешь, Микко, я решил переучиваться.

- Гм?- буркнул он вопросительно.

- Я заброшу свою профессию и займусь изготовлением лезвий для безопасных бритв.

- Почему? - спросил он кратко.

- Посмотри-ка наверх, сколько там бород!

Сначала он не понял, потом смеялся от души, смеялся так, что у него выступили слезы из глаз. После он всюду рассказывал о моей шутке.

Этим суровым парням можно позавидовать. В них много ребячьего. Они просты и бесхитростны, молчат иногда часами и принимают шутку за чистую монету или находят смешное там, где мы не могли бы засмеяться при всем желании. Я нахожу этих людей великолепными.

После того как мы пробежали тридцать километров, я спросил имя охотника на медведей. Вихерлуото была его фамилия, а имя Каарло. По-шведски он якобы не понимал. Я представил себе древнего бородатого старика со спутанными кудрявыми волосами и дубленой кожей, который весь век прожил в поросшей травой торфяной лачуге и стрелял все подряд, чтобы прожить как можно дешевле. Несмотря на многолетнюю жизнь в глуши, мне еще не приходилось видеть настоящего медвежатника.

С нетерпением ожидал я встречи. А она состоялась быстрее, чем я предполагал. Неожиданно впереди залаяла собака и послышался голос, успокаивающий ее. Вслед за тем перед нами появился высокий, статный мужчина, чисто выбритое лицо которого плохо гармонировало с суровой окружающей обстановкой. На нем были финские сапоги с подвернутыми голенищами, длинные брюки, потертый кожаный жилет и широкополая шляпа.

- Привет, Каарло! - крикнул Микко издалека.

- Привет вам обоим! - возвратилось к нам.

Мы поздоровались и коротко представились. Он слышал обо мне и обращался ко мне по-шведски. Я нашел его чрезвычайно любезным.

- Что привело вас в эту забытую богом местность?- осведомился он, когда мы более медленно, чем прежде, шли по лесу. Я сказал, что хотел навестить его. Он обрадовался, потому что к нему редко кто приходил, и, конечно, произнес в ответ: «Добро пожаловать!».

Этот Каарло - я тоже должен был его звать так - был совсем не оторванный от мира поселенец, а инженер, который из-за болезни легких искал лесного уединения, чтобы поправить здоровье.

- Здесь я действительно выздоравливаю, никого не подвергаю опасности заразиться, приношу к тому же пользу охотой, не нуждаюсь в пособии ни для себя, ни для семьи. Разве я выгляжу больным? Через два года я снова буду строить под землей.

- Ваша семья живет в городе?

- Конечно. Что им здесь делать? Этот лес ни к чему женщине с детьми школьного возраста.

Он жил в бревенчатой избушке с медвежьей шкурой, растянутой на передней стене, мехом внутрь. Когда я удивился размеру когтей, он подвел меня к задней стене, где сушилась вторая шкура. Здесь я увидел еще большие когти.

- Вы, вероятно, стреляете медведей как по конвейеру? - спросил я пораженный.