Луи Шадурн - Где рождаются циклоны

С самого начала вечера, перед нами крутится женщина, плавно размахивая трехцветным флагом. Четыре бумажных фонаря висят на протянутой поперек двора веревке. Один из них вспыхивает и падает; поднимается вой. Какой-то негр с откинутой назад головой и вылезающими из орбит глазами, корчится всем телом. В этих конвульсивных движениях и в этом искаженном лице есть что-то трагическое.

Лунный свет скользит по белым, красным и оранжевым платьям. Под навесом галлереи сидит женщина, косой луч месяца озаряет ее лоснящееся лицо.

Ритм там-тама ускоряется; черные руки двигаются с удивительной быстротой. Танцуют с каким-то неистовством. Дамы шевелят бедрами все с большей и большей похотливостью и прижимаются к своим кавалерам.

Это непрестанное покачивание тела, этот медленный темп грустной мелодии похожи на прилив и отлив. И все время гнусавые голоса поют этот дурацкий, навязчивый куплет:

«Он будет плясать, наш депутат!»

Есть слово, которое здесь произносят только в полголоса, с таинственным и испуганным видом; это слово «пиай». «Пиай» — означает нечто неопределенное, но крайне опасное. Креольские дамы и негритянки не любят, когда его произносят перед ними. Несмотря на это они, по большей части, хорошо умеют пользоваться «пиайем». Такой-то умер от неизвестной болезни. Это значит, что он подвергся «пиайю». Другой сломал себе ногу: на него навели «пиай». И если вы пренебрегаете пылкими излияниями какой-нибудь влюбленной в вас особы, берегитесь, на вас напустят «пиай».

«Пиай» — это оккультная сила, которая безжалостно поражает вас; это или любовный напиток, или яд мести; невидимое проклятие врага; проткнутая иголкой фигура из воска; волос, смоченный в настойке из лиан.

Существовавшая века тому назад магия еще не умерла. Здесь у каждого есть свои формулы, чтобы узнавать судьбу и отводить дурной глаз.

Сидящие у своих хижин старые негритянки многое могли бы рассказать по этому поводу.

Молодая девушка влюблена. Стоит ей положить в кровать своего возлюбленного бутылочку с пером колибри, волос и кусочек обстриженного ногтя, и она может быть спокойна, что возлюбленный ей не изменит. Но не нужно никому сообщать этот рецепт. Иначе «пиай» теряет свою силу.

Опьяняющие лианы очень часто употребляются в любовной кухне. В один прекрасный день вы замечаете, что потеряли аппетит. У вас болит голова, ломит поясницу. Доктор не может понять, в чем дело. Вы начинаете худеть, у вас делаются головокружения. Наступает, наконец, момент полного упадка сил. Вы снова обращаетесь к доктору. Но болезнь ваша необъяснима. Однако, если доктор старожил в колониях, то он посоветует вам переменить кухарку.

Разумеется, что «пиай» употребляется не только в любовных делах. Он служит также и в политике. Лицо, прикосновенное к общественным делам, должно утолять свою жажду всегда с большой осторожностью, никогда не пробовать фруктов, которые ему предлагают, и остерегаться нюхать букет, который ему подносит молодая девица с очаровательной улыбкой.

Бывают «пиайи» легкие, «пиайи» смешные и «пиайи» безвредные. Но бывают также «пиайи» парализующие и «пиайи», вызывающие сумашествие.

Существует, например, такой рецепт:

Нужно, приготовленной известным способом растительной настойкой, смазать починенные места чулок и обуви, после чего на ногах делаются великолепные язвы.

Если хочешь избавиться от врага, нужно, в продолжение нескольких дней смазывать себе руку вазелином, не вытирая ее. Затем сунуть ее в мелкий песок так, чтобы песчинки прилипли к коже. Потом несколько раз обмакнуть облепленную песком руку в разложившуюся падаль. Затем отыщите вашего врага и ударьте его по лицу, так, чтобы немного его оцарапать. Остальное сделается само собой.

Искусство составления ядов культивируется в некоторых мулатских или негритянских семьях. Вас предупреждают: «Не ходите к madame Серафин. Это завзятая любительница „пиайя“».

Я спросил раз у одной молоденькой проститутки, что она думает о «пиайе». Она ни за что не хотела мне ответить.

Но доктор, когда я задал ему тот же вопрос, нахмурился:

— Что я думаю об этом? — ответил он. — То, что один из моих детей, маленький мальчик, в два месяца был отравлен корешками барбардина, которые убивают медленно и не оставляют никаких следов.

Каторжник только и живет мыслью о том, как бы сбежать. Нет ни одного, который не мечтал бы о побеге. Некоторым это удается. Многие пробуют; многие умирают; многих ловят и подвергают суровому наказанию.

С момента высадки каторжник начинает размышлять о возможности бежать из этой страны.

Если у него есть хоть немного здравого смысла он сейчас же поймет, что все шансы за то, чтобы здесь остаться. Не надзиратели, не решетки и крепкие запоры, и даже не цепи пометают ему.

С помощью хитрости, изобретательности и внимания он может преодолеть все эти препятствия. Но существуют две силы, которые трудно победить: это лес и море.

Чтобы бежать нужны деньги. Одни получают их от родных, другие зарабатывают, третьи продают изготовляемые ими вещи. Арестанту запрещается держать при себе деньги, но ведь существует столько способов, чтобы их спрятать. По большей части, собирающиеся совершить побег, сговариваются между собою и составляют партию в несколько человек. Необходимо найти лодку. Чтобы бежать через джунгли нет другого способа, как спуститься на лодке вниз по реке, к морю, ночью или днем, с бесконечными предосторожностями. Лодка, с небольшим запасом провизии, заранее спрятана в каком-нибудь ручейке.

Они ждут удобного случая во время работ, и когда надзиратель отойдет или повернется, скрываются в зарослях.

Но этого еще мало, нужно, не имея ли компаса, ни запаса провизии, добраться до ручья. Идти же по тропинкам, которые к тому же попадаются очень редко, бывает крайне опасно. Как только побег обнаруживается, сейчас же организуется погоня. Человеку, за которым охотятся другие люди, приходится бороться с джунглями. Нужно пробираться под лианами, через переплетшиеся невероятным образом ветви, с окровавленными ногами, и коленями; ползти в удушливой тени джунглей полных миазмов, где не чувствуется ни малейшего дуновения ветерка. Хищные звери, змеи, насекомые и голод, а если заблудишься, то и жажда, грозят неминуемой гибелью.

Раз как-то, партия беглых отдалась в руки посланного для поимки их отряда. Они пробыли в зарослях пятнадцать дней. Не хватало троих.

— «Умерли!» — объявили их товарищи. Но когда их поприжали, они признались, что, дойдя до последней степени изнурения и умирая с голода, они убили трех, наиболее слабых, чтобы их съесть.

Не мало костей белеется под лианами и покачивающимися орхидеями.