Генрих Гунн - Две реки — два рассказа

Но какое удивительное место! Обзор широк необыкновенно. Река под Орлецами дважды ломается под прямым углом, так что далеко видно, как кто плывет мимо, огибая мыс, и следует по плёсу вниз. Лучшего дозорного места и не придумать, сама природа его создала. Не зря устроил здесь Лука Варфоломеев разбойное гнездо. До Холмогор отсюда тридцать три километра. В самих Холмогорах крепости не было, было три посада, опасности они не представляли. Зато туда шло большое движение по реке. Река здесь узкая, перехватить плывущие суда было легко, скрыв свои уструги за мысом…

Может быть, назвали ушкуйники свою крепость Орлецом, гордясь своей орлиной отвагой, хотя орел не только смелая, но и хищная птица. Вернее, назван был городок по мысу. Подобные названия встречаются на Севере: на Белом море есть мыс Летний-Орлов и есть мыс Орловский на Терском берегу.

Подойдешь к обрыву — высота устрашающая. Отвесными скалами ниспадает берег, и, чудом укоренившись, растут на откосе деревья и кусты. Мыс выступает прямым углом, поэтому просто было огородить крепость прочной стеной с напольной стороны. Со стороны реки вряд ли была большая стена.

Сам городок, то есть крепость, был невелик, примерно сто на двести метров, за городскими стенами, как правило, располагался посад. Но как, что тут было — можно только вообразить.

Орлецкий городок располагался на краю широкого верхнего плато. Нынешняя деревня занимает тоже только его часть, от вала до оврага, по которому с древних времен поднимается дорога от реки. Я хожу по вершине, по луговым травам, сплетшимся столь густо, что с трудом продираешь ноги, смотрю на реку и окрестности и все раздумываю, почему здесь не утвердился город. То, что разорили крепость, еще не причина, мало ли где разоряли, а города возникали снова. Но те города имели традиции, место долго обживалось. А здесь, хоть и были поселения еще в первобытные времена (как показали раскопки), только и обосновалась малая деревенька. Место удобное, высокое, сухое, просторное, а оказалось ненужным. Вот Холмогоры стоят — не скажешь, что удобно — в стороне от судоходного русла, на низком берегу, подверженном весенним разливам, а укоренились. Но Холмогоры, как и Верхняя Тойма и Емецк, стоят на исторических путях Заволочья, а Орлецкая крепость служила другому — контролировала она внутренний речной путь. Новгороду она была помехой, а Москве с присоединением Заволочья не нужна. Московскому государству нужен был город-крепость на устье реки. Как видно, свои законы заставляют возникать и исчезать города…

Обратно плыву я в лодочке под скалами, любуюсь орлецким берегом. Сколько красивых мест на Двине: Пермогорье, Звоз и вот Орлецы, встающие из воды боевым утесом с наклонившейся над обрывом елью. Вечер тихий, прозрачный, белесый. Вода и скалы. Ничего не осталось от Орлеца, лишь отвесные каменистые берега вздымаются, как стены. В сумеречный час кажется, что купы деревьев над обрывом скрывают крыши и купола бывшего города.

Но не уструги и ладьи, а современные суда появляются из-за поворота. Фарватер здесь узкий, течение быстрое. Некогда на Двине существовала пословица: «Орлецкая водоверть всем водовертям водоверть». Не знаю, был ли когда здесь страшный водоворот и сколь стремительно шло течение, во всяком случае сейчас ничего опасного нет.

Но судоходство здесь не просто. Река заворачивает под прямым углом, и встречные суда не видят друг друга. Поэтому суда связываются по рации, сигналят — протяжные гудки в течение суток разносятся над Орлецами. Нужна большая осторожность малым катерам, у которых нет связи. Сложнее всего плотоводам: им без помощи поворот не одолеть — огромный четырехсотметровый плот неминуемо забросит на берег. Вот и сейчас из-за мыса в синеющих сумерках выплывают огоньки — три белых на мачте и белая мигалка по левому борту, доносится натуженное пыхтение, и появляется широкобортный колесный буксир «Козьма Минин». Медленно движется он сверху вниз (плотоводы ходят сверху вниз, против течения огромный плот не вытянуть). Плот проплывает мимо — бревна с Ваеньги или с Ваги, сидят на них сонные чайки, занимает весь фарватер, а чтобы не занесло его при завороте, с правой стороны плот страхует контрольное судно-толкач «Энтузиаст». Судно это постоянно дежурит у орлецкой пристани и, получив вызов по рации, приходит на помощь.

Только что говорили мы о погибшем шесть веков назад городе, и вот увлекает нас речное движение, увлекает новое на древних берегах. Еще в XVII веке существовали здесь каменные карьеры, где добывали известняк для построек Соловецкого монастыря и Гостиного двора в Архангельске. Теперь на правом берегу, где вырос новый поселок, ведется промышленная добыча известняка: карьеры, грохочущие камнедробильные мельницы, баржи с известковой мукой и щебнем под берегом. Известковая мука используется в сельском хозяйстве для нейтрализации северных кислых почв, камень идет на целлюлозно-бумажные предприятия Архангельска и на силикатный завод.

Все ближе к завершению мой путь и, перефразируя слова поэта, могу сказать: «Я много жил на пристанях». Жду парохода, беседую с здешним шкипером, молодым парнем Валерой, практикантом речного техникума, — речники мои друзья. Поздним вечером на дебаркадере становится шумно. Пароход вниз приходит около полуночи, и к этому времени собирается молодежь из клуба, с гитарами. В портовых городах молодежь вечерами выходит на набережную, а здесь набережная — палуба дебаркадера. И пароход, большой, теплый, сияющий огнями, сколько бы раз их ни встречал, всегда радует своим прибытием, приглашает в свой уют, зовет в путешествие, в большой светлый мир…

И вот устье Пинеги.

Я видел ее в верховье, маленькую, малопримечательную речку, которую легко было перейти вброд. Но набирала силы река, вливались в нее притоки, шире и полноводнее становился ее поток, круче берега. Через много славных мест прошла она, прихотливо-извилисто протекая в одном направлении с Двиной, и совсем было далеко зашла к северу, как вдруг круто повернула, будто признав главенство старшей сестры, и слилась с ней.

И в истории северного края, и в сегодняшней его жизни Пинежье значит многое. Главное, конечно, лес. Давно его добывают, а все еще Пинега им богата. Сейчас построена железная дорога из Архангельска на Карпогоры, вдоль которой возникли новые современные лесопункты, поселки с каменными домами. Часть добываемого леса теперь идет по железной дороге. Но все же значительная его часть сплавляется по Пинеге. Холмогорская сплавная контора в Усть-Пинеге дает ежегодно более миллиона кубометров леса.

Я это знал, и устье Пинеги представлялось мне сплошь забитым лесом. Но оказалось не так. Повыше пристани, за луговым мысом, Пинега «выпала» в Двину чистым руслом. Прекрасная картина — слияние двух больших рек. Шестьсот километров от слияния Сухоны с Югом шла Северная Двина в просторных берегах, в песчаном русле, и светла ее струя, сияет она небесной голубизной. Семьсот километров от истока шла Пинега, лесная река, и темна ее струя. В тихую солнечную погоду хорошо заметно, как сливаются со светло-голубыми водами Двины темно-синие воды Пинеги и текут некоторое расстояние, не смешиваясь.