Генрих Гунн - Две реки — два рассказа

Николай Иванович работал весовщиком в колхозе — на эту должность сельчанами избирался только кристально честный человек. Удивителен его рассказ, сам по себе готовый литературный сюжет, как он, узнав, что одна крестьянка будто бы в разговоре с кем-то обвинила его в недовесе сена на трудодни, идет к ней тут же, зимней ночью, в лютый мороз, в кромешной тьме, идет через реку, рискуя сбиться с пути, замерзнуть — его ведет чистая совесть. В деревне все уже спят, крестьянка, к которой он пришел, ахнула: да она ничего такого не говорила, оставляет ночевать — куда идти в такой мороз да темень, но он возвращается назад, радуясь, что совесть его незапятнана…

Вот так бывает: двадцать пять лет назад, путешествуя по Двине, мы искали необыкновенного, какого-то особенного северного колорита, незаписанных северных сказаний. И ведь мы нашли это! Нашли в доме Николая Ивановича Заборского, но прошли мимо, не долго задерживаясь. Мы не знали того, что необыкновенное, которое мы искали, — в обыкновенном, что книжные чудеса могут быть скрыты на чердаке крестьянского дома, что северная легенда живет в самом простом и неприметном внешне человеке.

Николай Иванович Заборский, сельский летописец и книжник, прожил честную трудовую жизнь. Он жил правдой и поэтому может называться праведным человеком, одним из тех людей, без которых, по народному слову, не стоит село. «Не стоит село без праведника». Село Зачачье на Северной Двине.

Ниже спадает река, становится шире, полноводнее, и пространнее и интереснее звучит ее рассказ. В емецких лугах встретила нас народная быль и проводила в путь, исполненными веры в высокое нравственное достоинство простого человека-северянина. Река поведала нам правду о людях, живших на ее берегах. Но рассказ ее продолжается и ведет нас дальше, сплетая воедино прошлое и настоящее.

За Емецк-Лугом река течет в высоких красивых лесистых берегах и за островом ниже устья Емцы идет чистыми открытыми плёсами. Справа впадают реки Пингиша, Пукшеньга, а слева, тоже небольшая, речка Сия.

Каждая речка — на свое лицо, а Сия среди двинских притоков неповторима: она проходит либо соединена протоками через восемьдесят больших и малых озер. Целый озерный край, снизку-ожерелье серебряных и голубых блесток связала эта река.

В глубокой лощине меж крутых холмов скачет, кипит, шумит узкая, как ручей, Сия перед своим устьем. Наверху деревня, которая называется Гора. Через нее проходит старый почтовый тракт, который здесь раздваивается: вдоль Двины идет бывший Московский тракт, в сторону отходит Петербургский. И поныне на развилке стоит указатель: «Сийский монастырь — 9 км». За поворотом начинается тихая уединенная лесная дорога с песчаным неразъезженным полотном, будто, как и прежде, редко ездят по ней легкие колесные экипажи…

Этим же путем шли мы двадцать пять лет назад, и, кажется, ничего не изменилось: та же прозрачная лесная тишь, травянистые обочины, кусты и ели…

О Сийском монастыре мы, конечно, и тогда были наслышаны. Наверное, теперь я знаю о некогда знаменитом монастыре больше, но приходят мне на ум соображения не историко-художественного, а скорее историко-географического характера.

Я думаю об интересном явлении так называемой «монастырской колонизации», начавшейся в XIV веке и распространявшейся по Северу вплоть до XVII века. Небольшие монастырьки, пустыни, были рассеяны по всем северным землям. К примеру, на одной Ваге их было семнадцать. Иные из них исчезали сами собой, иные были упразднены в царствование Екатерины II. На той же Ваге в конце XVIII века из семнадцати монастырьков оставался один.

Все монастырские поселения, как и вообще северные поселения, строились в приметных и красивых местах. Не раз мне приходилось видеть места, где прежде стоял какой-нибудь монастырь, и задаваться вопросом: почему запустел здесь монастырь? Почему, например, Ямецкая пустынь, монастырек, стоявший на древнем новгородском волоке — пути в Заволочье, оскудел, а Сийский монастырь, стоящий в стороне от реки и проезжей дороги, начал быстро расти? Сюда стали стекаться люди, хотя в то время (XVI век) монастырей на Севере было немало. И причиной этому было во многом его удачное природное местоположение. Удачное местоположение означало не только красоту окрестных видов — а они действительно прекрасны, но и природные богатства, как, например, рыбные озера и еще больше — достаточно заселенную и производительную сельскую округу. Так переходим мы к причинам экономическим. Там, где монастыри становились феодальными землевладельцами, где владели по царским грамотам селами, рыбными тонями, соляными варницами, они крепли, обстраивались каменными зданиями; там, где этого не было, тихие удаленные обители постепенно сходили на нет.

Сийский монастырь был основан почти за двести лет до основания Санкт-Петербурга, и, конечно, никто не думал прокладывать через него тракт к Неве…

…Старая дорога внезапно прерывается. Ее пересекает широкое асфальтовое полотно новой дороги, прямой, ровной лентой уходящей сквозь леса в обе стороны. Занятый своими мыслями, я забыл про него и не обращал внимания на доносящийся шум машин. Много новых перемен несет архангелогородскому Северу эта дорога, вот и некогда удаленные сийские лесные озера оказались в легкой досягаемости. С шоссе сворачивает машина, у съезда стоит указатель со стрелкой: «Пионерлагерь «Автомобилист»» — и щит объявления: «Сийский государственный заказник. Всякая охота запрещена». Все это ново для человека, который бывал здесь прежде. Безлюдна была тогда сийская дорога, малолюдно население бывшего монастыря, и не было запрета на охоту, что тогда, двадцать пять лет назад, лишило бы нас существенного подспорья…

Дальше ведет лесная дорога, и снова мысли возвращаются к истории Сийского монастыря. Основатель его монах Антоний в миру звался Андреем и был крестьянским сыном из села Кехта на Двине. Село Кехта и поныне находится ниже Холмогор. Из родного села Андрей отправился в Новгород на заработки, где поступил в холопы к одному господину, был женат. Но от мора, то есть эпидемии, скончались жена Андрея и его хозяин. Пережитое потрясение, по-видимому, породило в нем желание уйти от мира, стать монахом. Андрей двинулся обратной дорогой из Новгорода в Заволочье и в прохожем монастырьке на реке Кене принял монашество у основателя пустыни старца Пахомия. Так он стал Антонием. С двумя учениками Антоний основал свою пустынь на реке Шелексе и прожил там семь лет, но был согнан окрестными крестьянами, которые боялись, что их земли будут отписаны новому монастырю, а сами они закрепощены. Подобный факт не единичен в истории монастырской колонизации. Антоний двинулся вниз по Емце, разыскивая новое место, удобное для создания обители. Встреченный рыбак, местный житель, будто бы рассказал ему о сийских озерах. Но возможно, что Антоний, двинянин родом, знал о них и туда держал путь. Озера эти в то время были пустыми, то есть ими никто не владел, только местные жители иногда ходили туда ловить рыбу. Так что возник монастырь не в неизвестном месте, а в известном, хотя и нежилом. Было это в 1520 году…