Жорж Блон - Великие тайны океанов. Атлантический океан. Тихий океан. Индийский океан (сборник)

Для плавания по счислению, то есть методично нанося на карту обследованные участки, Прибылов располагал компасом (буссолью) и лагом для измерения скорости. Лаг, которым пользовались в ту эпоху, представлял собой прикрепленный к концу линя дощечку-поплавок с грузом, который удерживал ее в воде вертикально. Лаг выбрасывали в море, и он оставался примерно на одном и том же месте, пока судно уходило вперед. Скорость рассчитывали по длине линя, размотавшегося за тридцать секунд. Прибылов знал, что любое морское течение сносит одновременно судно и лаг, а потому ход корабля можно измерить, только если знаешь скорость морского течения. Известно, что Берингово море изобилует быстрыми течениями, но их скорость никто и никогда не измерял, даже во время экспедиции Неводчикова.

Что касается показаний компаса, к ним следовало относиться с осторожностью из-за непредсказуемого магнитного склонения в приполярных регионах. Короче, Прибылов знал, что прокладывать курс по счислению придется крайне приблизительно. Даже если предположить, что он был ассом астрономических наблюдений, имеющиеся у него инструменты не позволяли ему верно рассчитать наблюдаемую «точку». Первые хронометры, сохранявшие время первого меридиана с достаточной точностью, чтобы замерять долготу, имелись только на корабле Кука во время его второго исследовательского плавания в 1772 году. Совершенно исключено, что два года спустя Прибылов мог располагать подобными инструментами на борту суденышка, построенного на далекой Камчатке.

Однако он добрался до мест, где планировал искать Туманные острова. Он исследовал Берингово море к югу от границы замерзания, сознательно идя зигзагами. Приходилось плыть по бурному морю среди густого тумана.

Днем в сплошном тумане и ночью в полной темноте суденышко, увлекаемое течениями и сотрясаемое волнами, было куда уязвимее каравелл Христофора Колумба. Матросы-камчадалы кричали от ужаса, когда перед форштевнем вырастали ледяные горы.

По завершении первого путешествия, когда Прибылов вернулся в Петропавловск, безрезультатно избороздив Берингово море, добрая треть русских моряков заявила, что в будущем на них рассчитывать не стоит. А камчадалы бежали прочь без оглядки, словно за ними гналась нечистая сила.

Но на будущий год Прибылов все-таки вышел в плавание, хотя и с трудом собрал новый экипаж. Капитан, которого финансировали императрица и местные торговцы пушниной, предлагал матросам повышенное жалованье, но страх местных моряков перед опасностью пересиливал желание заработать и получить в придачу солидную премию, которую им посулили, если вожделенные острова котиков будут обнаружены. Прибылов действовал то силой, то хитростью: распускал слухи, будто бы отправляется в море на обычный промысел тюленя, а сам не гнушался похищать нужных людей, как это делали пираты в северной части Тихого океана.

Вторая экспедиция также не принесла успеха, и ему оставалось только пуститься в третье плавание. И в четвертое, и в пятое. Заветные острова котиков оставались недосягаемыми. Только чудом ореховая скорлупка Прибылова раз двадцать не потерпела крушения, не разбилась о льды, не затонула в шторм, не потерялась в тумане, а команда не умерла от голода.

На борту во время многочисленных путешествий случались бунты, но Прибылов неизменно подавлял мятеж и приводил свое судно в порт. А затем был вынужден убеждать заказчиков, что он не сошел с ума, что Туманные острова существуют, что попытки открыть их не безнадежны. Каждый раз приходилось заново собирать команду, и делать это было все труднее, поскольку искателя котиков на Камчатке знали в каждой хижине: за ним закрепилась слава отчаянного, полулегендарного капитана, с которым лучше не связываться. И вот Прибылов снова уходит на поиск Туманных островов, а с деревянных причалов Петропавловска недоверчиво смотрят ему вслед губернатор да еще несколько русских. Не раз ему случалось, вернувшись летом, не дожидаться весны, а вновь пускаться в опасное плавание, совершая по два путешествия за год.

Гавриил Прибылов отплывал из Петропавловска и возвращался ни с чем – не шесть, не десять, а семнадцать раз!

Вряд ли найдется другой пример такой фанатичной настойчивости. Семнадцать раз! Одного этого достаточно, чтобы покрыть славой мало кому известного моряка.

В восемнадцатый раз Прибылов отплыл в конце весны 1786 года. Он сообщил, что плавание было исключительно тяжелым, в основном из-за туманов. Судно вошло в туман через несколько суток после отплытия и уже больше из него не выходило. Туман сначала размыл, потом скрыл горизонт. Можно было различить какую-то близкую точку, в которой сходились небо и вода. Первые дни еще угадывалось солнце в небе. Видно было, как начинает светлеть, свет описывал кривую и угасал. Туман сгущался, судно находилось в узком кругу серого моря в полусфере рассеянного света.

Прибылов плыл по счислению со всей возможной точностью, бросая лаг каждые два часа. Поплавок падал в серое море и тут же исчезал. Было видно лишь несколько метров уходившего под углом вниз линя, остальное скрывалось в тумане. Барабан вращался медленно, каждый узел линя удалялся как будто нехотя. Четыре узла, три узла, два узла. Судно казалось затерянным в крохотном пространстве мертвой планеты, его паруса едва шевелились.

Через несколько суток матросы Прибылова начали роптать, недовольство нарастало, как когда-то на корабле Колумба. Капитан приготовился к обороне, опираясь на нескольких верных людей, готовых выступить на его стороне в случае мятежа. Чтобы предупредить бунт, который готов был вот-вот вспыхнуть, он пообещал вернуться в Петропавловск, если в конце третьей недели плавания туман не рассеется.

Требование мятежников было попросту глупым. Возвращаться в Петропавловск в таком тумане, без астрономических наблюдений, которые позволили бы хоть примерно вычислить координаты судна, означало путь в полную неизвестность. Даже насмерть перепуганные матросы должны были это понимать.

Утром двадцать второго дня плавания туман, похоже, стал рассеиваться. Немного посвежел ветер. Скорость выросла до 6 узлов. Послышались удары волн о борт судна. Два человека вели постоянное наблюдение за льдами – один на корме, другой на носу. Однажды после полудня матрос с шлюпбалки предупредил капитана, что слышит «какой-то шум на море».

Прибылов неделями не сходил с мостика, иногда прямо там и засыпал. Он вышел на нос. Форштевень медленно рассекал воду. Капитан прислушался. Действительно, что-то шумело. Звук был то громче, то тише. Как шум далекого водопада. Прибылов прижал ухо к форштевню и вслушался. Шум мог означать близость земли или некое неизвестное природное явление. Туман редел. Прибылов вернулся на мостик. Он расставил экипаж по местам, приказал взять парус на гитовы. Уставшие от нудной бездеятельности, матросы повиновались без возражений.