Альфред Лансинг - Лидерство во льдах. Антарктическая одиссея Шеклтона

Задачей рулевого теперь было держать шлюпку как можно ровнее по ветру, чтобы она не сильно заваливалась на бок. Это требовало неусыпной бдительности, и, самое неприятное, рулевому все время приходилось стоять на пронизывающем морозе под постоянными ударами брызг.

К счастью, буря постепенно затихала, и к одиннадцати часам Шеклтон решил рискнуть поднять паруса. Кливер сняли с грот-мачты, после чего подняли рейковый парус и бизань. И впервые за сорок четыре часа «Кэйрд» снова двинулся на северо-восток. Путь продолжался. Но курс оставался неточным, потому что шлюпка все еще находилась во власти бурного моря.

Вскоре после полудня как будто из ниоткуда над ними появился великолепный странствующий альбатрос. По сравнению с «Кэйрдом» он летел с поэтическим изяществом и непринужденностью, раскинув совершенно неподвижные крылья, то и дело опускаясь к шлюпке и паря над ней буквально в десяти футах, а затем почти вертикально взлетая по ветру на сто, двести футов вверх только для того, чтобы снова красиво и легко нырнуть вниз.

Наверное, так природа насмехалась над людьми — показывая им совершенное существо, способное летать, с размахом крыльев более одиннадцати футов. Ему не был страшен даже самый сильный шторм. Казалось, птицу послали для сравнения с «Кэйрдом», чтобы посмеяться над его страданиями.

Час за часом альбатрос кружил над их головами с немыслимой, почти гипнотической элегантностью. Люди с трудом подавляли чувство зависти. Уорсли отметил, что альбатрос мог бы добраться до Южной Георгии примерно за пятнадцать часов, а то и меньше.

Как будто нарочно для того, чтобы подчеркнуть их убогое положение, Уорсли записал: «Спальные мешки из оленьих шкур превратились в отвратительное склизкое месиво с ужасным запахом, которое к тому же очень много весило, поэтому нам пришлось выкинуть два самых ужасных за борт». Каждый весил около сорока фунтов.

Позже он сделал еще одну запись: «Макти [Маккарти] — самый неугомонный оптимист, какого я когда-либо встречал. Недавно я сменял его у румпеля. Он сильно замерз, был весь мокрый, по шее струями стекала ледяная вода, но, глядя на меня со счастливой улыбкой, он произнес: “Это великий день, сэр”. А ведь до этого я чувствовал себя несчастным и выглядел весьма угрюмым …»

Днем и вечером погода была менее суровой, а рассвет 3 мая сопровождался уже вполне спокойным юго-западным бризом. К полудню облака стали реже и прозрачнее. Вскоре появились участки голубого неба, а еще через какое-то время выглянуло солнце.

Уорсли достал свой секстант и без труда сделал замеры. Выяснилось, что они находились на 56°13′ южной широты и 45°38′ западной долготы — на расстоянии четырехсот трех миль от острова Элефант.

Итак, они были уже больше чем на половине пути до Южной Георгии.

Благодаря этой новости настроение на борту «Кэйрда» полностью изменилось. Битва наполовину выиграна, светит солнце, воздух становится теплым. Свободные от дежурства члены команды не стали прятаться в спальных мешках. Вместо этого они вытащили их наружу и развесили на мачтах сушиться. Все снимали с себя одежду и обувь: ботинки, носки и свитера, привязывая их к бакштагу [38] Смоленые снасти стоячего такелажа. Прим. ред. .

Теперь «Кэйрд» выглядел крайне нелепо. Изрядно потрепанная морем двадцатидвухфутовая шлюпка одиноко шла под парусами по самому опасному в мире морю, а ее тросы украшала коллекция изношенной одежды и полупрогнивших спальных мешков. Ее экипаж состоял из шести человек с почерневшими от копоти лицами, наполовину скрытыми под спутанными бородами, и мертвенно бледными от постоянного пребывания в соленой воде телами. Более того, их лица, и особенно пальцы, были покрыты уродливыми язвами в тех местах, где обморожение проело плоть. Ноги ниже коленей были сплошь в свежих царапинах и синяках из-за камней, лежавших на дне. Все это дополнялось волдырями от соленой воды на запястьях, лодыжках и ягодицах. Но если бы кто-нибудь со стороны увидел эту ужасную картину, больше всего его впечатлило бы отношение ко всему происходящему самих членов экипажа — расслабленное, даже слегка веселое, как будто бы они были на какой-то прогулке. Уорсли достал свой дневник и записал:

«Море умеренное, волнение с юга.

Синее небо с пролетающими облаками.

Хорошо. Ясная погода.

Смогли спасти некоторые вещи от постоянного промокания.

До Лит-Харбор триста сорок семь м [миль]».

К вечеру благодаря солнцу вещи заметно подсохли, и ночью, забираясь в спальные мешки, люди испытывали особенно приятные ощущения. По крайней мере было с чем сравнивать.

Хорошая погода держалась всю ночь и весь следующий день 4 мая, поэтому вещи снова развесили для просушки. Ветер дул с юго-востока со скоростью не более пятнадцати узлов. Волны лишь изредка окатывали шлюпку, поэтому откачивать воду пришлось только дважды за день.

В полдень Уорсли выяснил, что они находились на 55°31′ южной широты и 44°43′ западной долготы, а это значило, что за двадцать четыре часа они проплыли пятьдесят две мили.

Два дня хорошей погоды сотворили настоящее чудо: почти у всей команды появилось чувство уверенности, совсем легкое, но его нельзя было спутать ни с чем. Поначалу Южная Георгия оставалась для них далеким эхом, названием, в котором не было ни отзвука реальности.

Теперь все изменилось. В данный момент они находились в двухстах пятидесяти милях от ближайшей точки Южной Георгии. Они проплыли уже четыреста пятьдесят миль, и преодолеть оставшееся расстояние теперь казалось реальным. Еще каких-нибудь три или, может быть, четыре дня — и они окажутся у долгожданного берега. Все будет позади. Их охватило необычайное волнение от того, что недосягаемая цель становилась достижимой. Но ощущения, что все осталось позади, не было. Наоборот, нынешнее состояние только добавляло озабоченности благополучным исходом дела.

Всю ночь ветер стабильно дул с юго-востока, но затем усилился так, что временами его порывы достигали сорока узлов. Утром 5 мая погода вернулась в привычное русло — облачное небо и неспокойное море. Ветер дул по правому борту, шлюпку постоянно заливало водой. К девяти часам все снова промокло, как и раньше.

Больше в этот день почти ничего не происходило. Лишь вечером подул ветер с севера, а затем с северо-запада, и с наступлением темноты снова разыгралась буря.

Ночью было очень тяжело управлять шлюпкой. Пасмурное небо; вымпел на грот-мачте, по которому они когда-то определяли курс, сорвало во время одной из многочисленных бурь. Они шли скорее интуитивно, повинуясь движениям шлюпки и пристально наблюдая за призрачной линией белой морской пены.