Тим Северин - По пути Синдбада

Выйдя из Галле 22 февраля, «Сохар» направился к Суматре, держа курс на Малаккский пролив. От Суматры нас отделяло почти девятьсот миль, и я надеялся пройти этот путь при попутном ветре менее чем за месяц. Однако время перехода до Суматры зависит главным образом от муссонов, о чем знали еще арабские мореходы, которые начиная с восьмого века ходили в Юго-Восточную Азию. В марте в тропическом поясе происходит перестройка воздушных масс: северо-восточные муссоны постепенно сменяются юго-западными. До этой метаморфозы северо-восточные ветры и встречное западное течение делают переход к Суматре на парусных кораблях практически невозможным. Положение меняют юго-западные муссоны, при которых меняется и течение, становясь из западного восточным, и судно, идущее на восток, может быстро идти вперед. Арабские мореходы, перед тем как идти на Суматру, терпеливо ждали, когда задуют юго-западные муссоны.

Однако нам крайне не повезло: юго-западные муссоны запаздывали. Мы вышли со Шри-Ланки, когда северо-восточные ветры, казалось, пошли на убыль, и я надеялся, что юго-западные муссоны ждать себя не заставят. Однако я просчитался: время шло, а встречный ветер не утихал, лишь изредка сменяясь безветрием, которое помочь нам, естественно, не могло. «Сохар» лавировал против ветра, немного продвигаясь вперед, но, когда ветер стихал, корабль сносило назад течением. Карта, на которой я отмечал путь, пройденный кораблем, покрылась зигзагами — Суматра ближе не становилась. Чтобы поймать юго-западный ветер, я повернул корабль на юг, направив его к экватору, но и это не помогло. И ветер, и течение по-прежнему препятствовали «Сохару» идти намеченым курсом., Последнее энергичное проявление северо-восточного ветра доставило нам немало хлопот. В имевшейся у меня лоции я прочел, что смена муссонов представляет нешуточную опасность: направление ветра может меняться самым неожиданным образом, при этом нередки шквалы. 3 марта днем стояла удушающая жара. К вечеру посвежело, небо на горизонте закрыла огромная туча — ее рваные клубящиеся края ясно показывали, какой свирепый ветер гонит ее. Воды моря вокруг «Сохара» приобрели серебристый цвет, а вдали, под надвигавшейся на нас тучей, казались свинцовыми. Огромная клубящаяся масса двигалась на нас с поразительной быстротой, а в воздухе послышалось глухое зловещее бормотание. Первый порыв ветра, обрушившийся на судно, походил на хлопок. «Сохар» вздрогнул: паруса, наполнившись ветром, заполоскались. Затем не то свист, не то звон пронизал воздух, и вслед за ним с ревом налетел шквал. «Сохар» накренился и понесся вперед, увлекаемый ветром. Палуба вздыбилась, и люди стали цепляться за тросы и леера. Под ногами путались разбросанные ветром кастрюли, тарелки, кружки, высыпавшиеся из перевернутых корзин фрукты. Стеной полил дождь.

Однако оманцы не растерялись. Они, к счастью, знали, что делать. Возбужденно крича, они устремились на полуют [62] Полуют — надстройка, начинающаяся с кормы, но не доходящая до бизань-мачты. . Абдулла сменил у румпеля Эндрю и с помощью Мусалама переложил руль, развернув судно против ураганного ветра. Это позволило уменьшить парусность корабля, и воздействие ветра на судно значительно поубавилось. «Сохар» выпрямился, выставив бушприт против ветра, и такелаж сбросил напряжение, как расслабляющий мускулы гимнаст. Однако затем налетел новый шквал, и матросы снова принялись за работу, чтобы вывести судно из-под удара стихии. Казалось, что вызов моря они приняли с удовольствием, хотя паруса могли в любую минуту порваться, тяжелый рангоут сломаться и свалиться на палубу, балласт сместиться, а само судно — перевернуться.

С первыми двумя шквалами мы совладали, но было ясно, что стихия на этом не успокоилась. Наступила ночь. В разрывах темных клубившихся облаков мелькали редкие звезды. Мы напоминали людей, играющих в прятки со своими многочисленными противниками, стремившимися нас изловить и предать наказанию за дерзкий вызов стихии. «Сохар» явно был жертвой, а шквалы — свирепыми, не знающими пощады охотниками. Мы всматривались в темноту ночи, прислушивались, стараясь по облакам, надвигавшимся с горизонта, и по завыванию ветра определить, не ждет ли нас новый удар стихии, но наступила такая тьма, что с бака не видно было конца бушприта, а шум разбушевавшихся волн заглушал звуки ветра. Нашими сенсорами стали носы и кожа. Мы явственно ощутили запах дождя, предшественника нового шквала, а еще раньше — перед дождем — почувствовали озноб, что говорило о том, что температура понизилась, и, значит, шквальный ветер вот-вот снова обрушится на «Сохар». И вот раздался хлопок.

Корабль бросило в сторону. Рангоут и такелаж затряслись, словно протестуя против непомерного напряжения, «Сохар» угрожающе накренился.

«Не перевернется ли судно? — с тревогой спрашивал я себя. — Может, я мало уменьшил парусность? Но не опасно ли при таком волнении моря опускать грота-рей? Рангоут или намокший трос могут кого-нибудь покалечить. Может, лучше отстояться на якоре?»

В течение ночи все оманцы, вне зависимости от вахты, оставались на палубе. На всех были непромокаемые плащи, за исключением Абдуллы, считавшего, что и в дождь футболка и набедренная повязка более подходят палубному матросу. В относительное затишье оманцы, как обычно, шутили и балагурили, ожидая новой атаки ветра. В отличие от них, европейцы, отстояв свою вахту, шли спать, мало заботясь о том, что на них сверху капает, — в дождь сквозь рассохшиеся доски палубного настила просачивалась вода. Оманцы оставались на палубе вовсе не потому, что не полагались на европейцев, не имевших морского опыта, — просто они считали «Сохар» своим кораблем. Своя вахта, чужая — для них это в минуты опасности значения не имело, они были палубными матросами и выполняли свой долг.

Погода не улучшалась, и вскоре налетел новый шквал, принесший первую значительную поломку на судне. Казалось, ничто не предвещало беды — «Сохар» уверенно лавировал против ветра, но тут шальная волна подкатилась под киль, высоко вскинула судно, а затем поднялась с подветренной стороны, бросив «Сохар» во впадину. От сотрясения бизань-рей, потеряв кофель-нагель (свое крепление), грохнулся на палубу вместе с парусом. Это была серьезная, значительная поломка; хуже — только сломанный грота-рей. Бизань-рей вместе с парусом, должно быть, весил три четверти тонны, и эта громада, как гильотина, упала на ют [63] Ют — часть палубы от бизань-мачты до конца кормы. , на котором стояли люди. К счастью, в это время на юте находились лишь трое: рулевой, один из матросов и Ибрагим, собиравшийся готовить еду. Им всем повезло. Падая, бизань-рей отклонился чуть в сторону, видимо, по причине того, что ветер наполнил парус, падавший вместе с реем. К тому же ползуны, крепившие рей к бизань-мачте, притормозили его падение. Если бы всего этого не случилось, без жертв, возможно, не обошлось бы. А так люди не пострадали, и лишь сильный удар о палубу потряс весь корабль.