Валентин Курбатов - Турция. Записки русского путешественника
- Название:Турция. Записки русского путешественника
- Автор:
- Жанр:
- Издательство:Амфора
- Год:неизвестен
- ISBN:978-5-367-01062-6
- Рейтинг:
- Избранное:Добавить в избранное
-
Отзывы:
-
Ваша оценка:
Валентин Курбатов - Турция. Записки русского путешественника краткое содержание
Турция. Записки русского путешественника - читать онлайн бесплатно полную версию (весь текст целиком)
Интервал:
Закладка:
Колонны ее храма, кажется, тоже вырублены из скалы и опасливо, чтобы не пораниться, одеты тонкой синевой небес. Не строены, а извлечены из горы. Мрачный каменный храм отдает железом и угрозой. Скала Акрополя чудовищна — циклопический сталактит. Мощь и тяжесть, мерный холод. Глаз оцарапывается этим наждачным серым цветом. Ни тени Эллады, юга и белизны. А сам город с его гимнасием, школой Аристотеля, театром, базиликами — внизу.
Снизу потом ни за что не догадаешься, что там, на скале, Акрополь, — скала и скала, в страшной неприступности и свете высокого неба. А театр легко обнаруживает, как землетрясение вспарывает землю. Ступени пьяно валятся в испуганной дрожи, и нервная их волна не хочет выравниваться под рукой реставраторов. Мощная дорога из плит вытерта ногами поколений, подошвами солдат, горожан и меж ними апостолов Павла и Луки, которые встречались здесь перед отъездом Павла в Милет.
Эти римские дороги, эти агоры, по чьим плитам без следа могут проходить танки, как-то особенно подчеркивают мощь Рима, мерный шаг его тысячелетий, выглаживающий плиты, как море — камни. Таковы они в Тарсе, в Эфесе, здесь, в Ассосе. И все они помнят неутомимого Павла, который даже в одном городе, кажется, все время шел. В фильме Пазолини «Евангелие от Матфея» есть прекрасный образ — Христос идет пустыней, степью, городом, и речь его непрерывна. Он обрастает толпой, не видит, что валит снег, льет дождь, летит сухая горячая пыль. Он идет и говорит. Его срок краток, ему надо много сказать, чтобы человечеству хватило для слова и молчания на тысячелетия, до конца мира. Вот и Павел неостановим — истина ищет выхода, и его слово еще не смолкло в Троаде, а уже раздается здесь, где умный правитель Гермес, учившийся у Платона, намеревался воплотить идеальное государство и звал Аристотеля, который учил в здешнем гимнасии красоте афинской диалектики.
Они не построили это государство, но приготовили и возделали мысль, способную к пониманию истины. И город не зря первым в Малой Азии принял христианство и, может быть, первым со своей хорошей философской школой услышал, о чем поет Великим постом Православная Церковь: «Петр витийствует и Платон умолче, Павел глаголет — и Пифагор постыдеся…» Этого не слышала наша земная материалистическая философия, торопя свое идеальное государство, и «собственных Платонов и Невтонов», и за самоуверенное знание заплатила, может быть, самую горькую меру, не расслышав «слишком простых глаголов» Петра и Павла.
Часть VII
Христианские Давиды и языческие Голиафы

Император и нарком
Гавань, из которой уходил апостол, полна ярких лодок и яхт. Лесбос все так же синеет вдали, как синел он в соседней Троаде. Прежде это была одна земля, но наше сознание никак не соединяет родины Сафо и поступи Павла.
Теперь в Милет отсюда морем не попадешь — оно отошло, как отступило от Трои, Эфеса, Дидимы, словно только и потребно было для войн и апостольских миссий. А когда мир и религии оказались достаточно вычерчены, море ушло…
Мы обходим Ассос по объездной дороге в бело-розовом кипении тамариска, в жужжании пчел, танце бабочек, в стремительно пролетающих лимонно-желтых, похожих на канареек, птицах, словно движемся сквозь праздник. Находим торжественный вход и по прекрасной дороге из тех же вечных римских плит между стеной саркофагов еще раз входим в город поклониться руинам первых здешних церквей, где в грудах камней между оливами вдруг мелькнет белка и с быстротой ящерицы мигом исчезнет.
Поползни бегают по колоннам, как у нас по стволам, и видно, что здесь зверью — от ручного до дикого — камень родней травы и деревьев. Не хочется уходить из этой синевы, меандров, пылающих алых цветов, царственных руин, но нас ждет Пергам.
Все теперь южнее, светлее, наряднее, пестрее… Море всегда делает жизнь праздничнее. Будучи отражением неба, оно удлиняет взгляд и дает лучше почувствовать счастье мгновения, потому что его краткость подчеркивается соседством с вечностью глубин. Наверное, поэтому здесь скорее рождаются религии и люди лучше слышат Божий глас. Вдруг мелькает указатель «Алтарь Зевса». А уж читал, что апостол Иоанн именно о нем говорит в послании к Пергамской церкви, называя его «алтарем Сатаны». И хоть видел в Пергаме его опустевшее основание и знаешь, что он в Берлине, но все ж сомнение — вдруг к нему есть другая дорога. Тем более всего три километра, и мы устремляемся в гору, и когда высаживаемся у указателя, оказывается, что до «алтаря» надо идти еще три километра, но раз уж приехали… Ясно, что не тот, а не остановиться, тем более что дорога в пиниях, в дальних горных селах так прекрасна, что только иди и радуйся. И вот он — «алтарь-то»!
Вершина скалы, каменный стол с канавами для стока жертвенной крови — и до Зевса только протянуть руку. Эгейское море видно все, и, когда бы не дымка, наверное, можно было бы разглядеть Афины и Олимп, где жил этот любитель громов и гнева, от которого спасались кровавою жертвой. Мы были наказаны за скорое любопытство — когда въехали в Пергам, музеи уже закрылись. Но, слава Богу, у нашего шофера был знакомец в одной из лавочек рядом с Асклепионом — городом Эскулапа. И оттуда можно было выйти в уже закрытый музейный город Асклепия, минуя все кордоны, и с улыбкой счесть, что все-таки мы сбегали к Зевсу не зря, словно за благословением, ведь Асклепия считали его сыном.
Термы уходили в землю под собственной тяжестью — так могучи их колонны и арки. Эта слоновья болезнь была в Риме и его провинциях наследственной. Агора еще помнила суету вчерашних лавочников, которые тащили больного каждый к себе, как в Афинах прямо с пристани хватали приезжего за рукав учителя разных философских школ, предлагая на выбор софистику и стоицизм, эпикурейство и атомизм. Здесь лечили всех и от всего: терапевты, хирурги, психоаналитики. Воды, библиотеки, театры — все годилось. Ведь недуги ума и изощренной души не легче недугов плоти. Город, где обнажалось то, что скрыто в суете ложно здорового полиса. Змея мудрости и целительного яда ушла отсюда в символику всех врачевателей мира.
Колоннады становились все призрачнее, кипарисы кладбищ все мрачнее, Акрополь и театр Пергама вдали, на горе, все туманней. Солдаты соседней базы НАТО пели на вечерней прогулке что-то боевое и во всех армейских песнях одинаково бодрое: «Не плачь, девчонка, пройдут дожди — солдат вернется…» Разве что здесь не было про дожди — так они редки. Пустынный безмолвный Асклепион засыпал, а учебные натовские танки в низине и солдатские песни были безобидны и домашни, как все мирные звуки и тени вечера.
Читать дальшеИнтервал:
Закладка: