Марина Москвина - Дорога на Аннапурну

Голода никто не чувствовал, но Лёня с упорством маньяка снова заказал нам чесночный суп. Это происходило в кают-компании того последнего приюта, где мы собрались переночевать, а наутро двинуться к пику нашего путешествия, казалось, недостижимому — Базовому Лагерю Аннапурны.

Интересно, что на таких высотах нам, собственно, никто и не предлагал никакой «тяжелой» пищи, вроде пельменей с ячьим мясом. Зато на тибетской дороге в Лхасу, вспоминал потом художник Олег Лысцов, это было дежурным блюдом, как в Непале чесночный суп. На одном из высокогорных перевалов наши уральские предшественники сделали остановку в прокуренном деревенском ресторанчике, ну, и заказали момо с мясом.

— Получаем пельмени, — рассказывает Олег, — и в недоумении тычем палочками в сырое тесто и мясо. Отдаем обратно, доварить. Два раза приносят — все сырое. Наконец приходит повар, глубоко сожалеет, извиняется: на высокогорье, он нам объясняет, при температуре семьдесят градусов ничего не варится.

Кроме нас с Лёней за столом, покрытым вместо скатерти большим теплым одеялом (чтобы за едой не мерзли коленки!), сидела влюбленная парочка. Он — мужественный красавец с бородой, австралиец, брюнет, с синими глазами, его звали Роб. Она — статная, высокая немка (именно такой тип фигуры мне всегда хотелось иметь, а не то, что у меня, — устойчивая пирамидка ), он называл ее Барбара. Они загадочно улыбались друг другу, пили чай и с любопытством поглядывали на нас с Лёней.

Я тоже стала загадочно улыбаться Лёне, но он целиком и полностью был озабочен поисками аспирина.

— Вы что, простужены? — спросил по-английски Роб. — Вроде у вас теплый свитер…

— Это свитер из шерсти яка, — гордо сообщил Лёня.

Наш небольшой застольный круг мягко озаряли мерцающие масляные светильники. Но Лёнин собеседник, приглядевшись внимательней, вдруг произнес:

— Не хочется вас огорчать, сэр, ваш свитер связан из овцы. Причем не той редкой, голубой, которую недавно вывели в Непале, — они так хорошо смотрятся на зеленой траве, — а просто из обыкновенной серой деревенской овечьей шерсти.

— Да что вы такое городите? — воскликнул Лёня. — Когда жена покупала его на базаре, я сам спросил у продавца: «Этот свитер — из шерсти яка?» Тот ответил: «Да».

— Непальца надо спрашивать: «What kind of wool is it?» [3] «Что это за шерсть?» , — посоветовал Роб. — Поскольку там, где есть хоть малейшая вероятность ответить односложно, непалец вам твердо скажет «Да!»

— Чтобы разрешить этот спор, — говорю я, — надо спросить у яка: «Это твоя шерсть, приятель?»

— Непальский як ответит: «Да!» — Роб нежно посмотрел на свою девушку. — Тут и у яка лучше спрашивать: «What kind of wool…»

Потом мы познакомились поближе, и он попросил Лёню пригласить его в Россию. Роб давно мечтал объехать на «лендровере» Урал, Сибирь и Дальний Восток. Круглый год он работает гидом по всей Австралии — от мангровых болот, кишащих крокодилами, по плато Кимберли — «галерее» искусства аборигенов; демонстрирует парад пингвинов на острове Филлип, метеоритный кратер Вулф-Крик, термитники в человеческий рост, утконосов, коал, кенгуру, динго. И, конечно, святыню австралийских аборигенов — самый большой в мире монолит Айерс-Рок, который меняет окраску в течение дня, начиная с огненно-красного до лилового и голубого.

За год сколачивается небольшой капитал, и Роб Крен отправляется в дальние дали — покорять Фудзи, Килиманджаро, Мак-Кинли, Джомолунгму или Аннапурну.

Он записал нам свой адрес:

Rob Krenn

Р. о. Box 824

Neutral Bay 20 89

Australia

Phone: 61-40908 4279…

И они с Барбарой, взявшись за руки, засмеялись и побежали куда-то в неизвестном направлении.

Лёня поглядел им вслед и говорит с энтузиазмом:

— Давай пойдем гулять? А то все гуляют!..

Мы вышли — а сумерки уже, голубеющий воздух. Естественно, ни души. С одной стороны отвесный подъем, с другой — обрыв. Как тут «гулять», в такой обстановке? Мы карабкались вверх по выжженной сухой траве — сплошь колючки! — то одной ногой, то другой, проваливаясь в глубокие черные норы.

Я исцарапала руки, исколола колени с локтями, мне вспомнился стих нашего Серёни, японское трехстишие:

Время от времени из-под камней вылезали толстые зверьки величиной с сибирского кота. Завидев нас, они вытягивались в струнку перед своими норами и свистом предупреждали сородичей об опасности.

Мы вообще не поняли, кто это такие. И вот недавно читаю Мишеля Песселя, французского этнографа — он отправился в Гималаи на поиски легендарной, сказочно богатой страны, где, еще Геродот сообщал, из-под земли добывают золотоносный песок муравьи, «ростом больше лисицы, но меньше собаки».

Так вот французский путешественник в своей книге «Золото муравьев» пишет, что муравьи-золотоискатели Геродота были в действительности азиатской разновидностью сурков — их зовут байбаками. На высоте четырех тысяч метров сурки роют себе норы и складывают туда огромные запасы травы. Естественно, около каждой норы высится земляной холм.

Как раз на том склоне, куда мы пытались вскарабкаться, около нор навалены холмики с полметра высотой! И если бы грунт старательным сурком был выкопан из золотоносного слоя (есть, есть в Гималайских горах золотые жилы и прожилки!), тогда каждый холм превратился в целое состояние.

О, знать бы тогда, что я встретила живого сурка! Ведь все детство, всю юность отчасти проведя за фортепиано, мне Удалось реально разучить лишь «Сурка» Бетховена, щемящую старинную песенку бродячего шарманщика, по непонятной причине феерически популярную в нашей советской стране. Мы ж выросли на «Сурке»! «Сурок» — это единственная мелодия, которую мне удалось воспроизвести на Люсиной немецкой фисгармонии, не заглядывая в ноты, песня, которую я распевала под собственный аккомпанемент, умиляя бабушку Фаину, дедушку Борю…

— А сейчас Мариночка сыграет нам Бетховена!..

Почему, почему столь унылая нищенская песнь оказалась до боли близка моему от рождения жизнерадостному бодрому духу? Все забуду, а умирать стану — вспомню:

Этот самый «Сурок» въелся в мою душу, кровь и плоть; когда у меня под рукой не было клавиатуры, я играла на книгах, на обеденном столе, во время уроков на школьной парте:

— Москвина!!! — яростно кричала учительница по истории (у нее фамилия, у бедолаги, была Швайнштейн, и как назло я знала, что означает «швайн» в переводе с немецкого). — Немедленно прекрати играть «Сурка»! — она зажимала уши ладонями. — Я его слышать уже не могу!!!