Ранульф Файнес - Вокруг света по меридиану

Моя ошибка состояла в том, что я решил, будто антарктическая модель по всем параметрам, за исключением длины, совпадающая с моделью, окажется такой же прочной. Вероятно, так оно и было, но я совершил глупость — разрешил членам экипажа, разгружавшим судно, пользоваться этими нартами для перевозки бочек с горючим в глубь побережья. Иногда они грузили на них по три разом. Для этого у нас были большие деревянные нарты, однако я слишком поторопился закончить выгрузку. Конечно, теперь уже было поздно «оплакивать пролитое молоко», поэтому я решил отремонтировать нарты позднее, за зиму.

Когда с туннелями было покончено, мы возобновили тренировки в районе лагеря, где, казалось, не было трещин. Для начала Олли распаковал свой бур и набрал образцов льда от поверхности до глубины десять метров. Ему предстояло проделывать подобные операции на маршруте на каждом градусе широты. Затем, поскольку ни он, ни Чарли не имели опыта хождения на лыжах по пересеченной местности, я проложил полумильную трассу, и они бегали там ежедневно, а позднее ходили даже по плато Ривингена. В начале марта мы стали тренироваться в буксировке легких саней, постоянно увеличивая расстояния. Если мы все-таки пересечем Антарктиду, настанет день, когда нам придется тянуть за собой такие сани в Антарктиде по гористой местности, где не пройдут «скиду». Овладеть этим искусством мы могли только здесь, в Ривингене, пока солнце окончательно не скрылось.

В экспедициях нередки случаи, когда из-за вынужденного пребывания вместе между участниками возникают разногласия, переходящие во взаимную ненависть. Хотя мы проработали вчетвером свыше четырех лет, отношения между нами все же менялись. На новую обстановку мы могли реагировать по-разному. Например, боязнь трещин может воцариться в душе человека на многие месяцы, но не коснуться других. Иногда настроение нам портили мелкие травмы. Одно время Олли не мог поднять левую руку выше плеча, при этом он испытывал острую боль. Однажды утром, когда Джинни попросила его запустить генератор, он реагировал на удивление весьма пассивно — спросил, почему этого не может сделать Чарли, который не так занят.

В нашей крохотной жилой хижине Чарли и Олли жили в одном конце, я и Джинни — в другом. В середине размещалась «коммуналка» — место для приготовления и приема пищи, там же была входная дверь, ведущая в туннели. Две двери отделяли концы хижины, так что обе пары могли разговаривать, не опасаясь подслушивания.

Вот что говорил Олли: «Чарли похож: на меня. Я намного ближе по характеру к Чарли, чем к Рэну. Рэн возглавляет экспедицию и в качестве „вождя“ обязан держаться чуть „в стороне“. Чарли — как и я: он любит получать удовольствия».

Что касается меня и Джинни, то после того, как мы пережили немало ссор как в медовый месяц, так и после, наши отношения настолько наладились, что мы приобрели в лице друг друга целиком и полностью преданных союзников, которые не станут вести двойную игру.

Чарли и Олли были просто добрыми друзьями и могли, подобно нам, доверять друг другу. Таким образом, обстоятельства сложились так, что обе «группы» ценили и уважали друг в друге все присущие им способности и особенности поведения. Так мы избежали страха перед предательством, который ведет лишь к обоюдным подозрениям и агрессивному расколу. Все это очень важно при жизни в стесненных условиях, когда малейшие перемены в «атмосфере» ощущаются немедленно.

Когда по каким-то причинам я был особенно недоволен поведением Чарли или Олли в какой-нибудь мелочи, я мог либо излить злость на Джинни, либо разразиться ядовитой тирадой в своем дневнике. Однако уже через день или через час мое настроение могло измениться, и мне приходилось лишь удивляться, как можно возводить такие обвинения на других. Олли и Чарли, несомненно, пользовались такими же вентиляторами для излечения своего сплина.

Конечно, нас выводило из равновесия состояние неизвестности — опасение перед тем, что ждало нас впереди. Стрессы подстерегали на каждом шагу, и время от времени наши эмоции прорывались наружу. В ту зиму в кругу знакомых Олли и Чарли в Англии поползли слухи о том, что в нашем картонном лагере начались раздоры и даже поножовщина. К счастью, на самом деле, не говоря уж о применении кулаков, мы слышали друг от друга гораздо меньше словесных оскорблений, чем бывает у большинства супружеских пар за такое же время и в гораздо менее стесненных условиях.

У наших двух друзей в Санаэ возникли свои проблемы. Вот что гласит запись в дневнике Симона:

Работаю молча, сдерживая бешенство. Когда я в таком настроении, малейшее движение Анто вызывает страшное раздражение. Думаю, это оттого, что нет возможности провентилировать мои переживания, привести себя в чувство. Стиснув зубы, продолжаю работать в гнетущей тишине. Хорошее настроение и взаимопонимание непременно возвращается, если промолчать… Мы отправились к южноафриканцам на «скиду». Анто не придерживается нужной дистанции, несмотря на плохую видимость. Я очень зол, но помалкиваю… он очень замерз, у него ломит руки от холода, его шатает. Я сунул его в «генераторную», чтобы он отогрелся. Тема, которая считается у нас запретной, — апартеид. На этот счет существует два мнения: крайне левое британских комми (так называют коммунистов) и крайне правое— продукт мышления фермера-бура. Я ни за то, ни за другое. По-видимому, мы с Анто «спаслись», посетив южноафриканиев. Когда двое тянут в одной упряжке четыре месяца, они, конечно же, могут действовать друг другу на нервы и даже подумывать, а не пустить ли в ход кулаки.

Присутствие Бози скорее примиряло нас, чем служило помехой. Он продолжал оставлять автографы в самых нежелательных местах, и, будучи лагерным уборщиком, я ежедневно убирал его замерзшие подарки. Научить его тому, что «снаружи» — т. е. место для выгула — это вовсе не туннели, а открытый воздух, было выше моих сил, а Барбары Вудхаус под рукой для совета не было.

Джинни не хотела появления Бози в радиохижине, где проходили голые электрические провода. Однако позднее, когда там все было сделано, она брала его туда каждый день, когда не было метели. Тогда ей и самой было тяжело — приходилось держаться за спасательный линь обеими руками, чтобы добраться до хижины. В таких условиях Бози нельзя было выводить без поводка. Он мог легко потеряться и погибнуть в считанные минуты. Такое могло случиться и с нами, если бы не страховочные веревки, протянутые между хижинами. Большую часть времени Бози приходилось держать в тепле главной хижины. Олли, в обязанности которого входило составлять метеосводки каждый шесть часов (эту работу на большинстве научных станций выполняют трое) и обслуживать три генератора, большую часть времени работал в гараже. Мое личное время в основном уходило на возню в туннелях и хождение с лопатой и ручными санями вокруг лагеря, поэтому Чарли, главным делом которого была стряпня, часто оставался один на один с Бози. В своем дневнике он жаловался, что Джинни привезла собаку, а ухаживать за ней приходится ему. Однако думаю, что в общем-то ему нравилась компания собаки, они действительно провели много часов, играя друг с другом, главным образом резиновым мячом, который Бози умудрился ловить и бросать назад.