Николай Пржевальский - Путешествия к Лобнору и на Тибет

Как и прежде, Хотан-дарья в описываемом районе нередко подмывает свои берега, возвышающиеся на 4–5 футов и поросшие туграком и кустарниками. Между последними уже нет колючки и Halostachys caspia; взамен них обильнее становится облепиха, появляются джида (деревом) и вьющийся ломонос. Кое-где река образует острова, то лесные, то безлесные. На последних, кроме редкого тростника и тростеполевицы, врассыпную растут – Halogeton arachnoides [галогетон], Inula sp. [девясил] и сульхир (Agriophyllum arenarium?), развивающийся благодаря подземной влаге кустом в 3–4 фута высотой.

Болот или озер по всей долине Хотан-дарьи нигде нет, хотя бы самых небольших.

От южного края урочища Беделик-утак [1043]заметное русло Хотан-дарьи теряется в песчаном плесе. Притом река образует своими прежними плесами довольно частые, иногда большие лесистые острова. Вследствие этого поперечник между окрайними песками долины становится шире. Впрочем, на Хотанской реке кайма сыпучих песков не так резко обозначена, как на Черчен-дарье, и туграковые деревья иногда довольно далеко заходят в те же пески. Направление Хотан-дарьи в районе ее низовья по-прежнему северное. Вода бывает здесь лишь в течение трех летних месяцев. С Таримом наша река соединяется при урочище Торлык, верстах в 20 ниже слияния рек Яркендской и Аксуйской.

Оседлых жителей по Хотан-дарье нигде нет; не видали мы здесь даже и пастухов со стадами. Хотано-аксуйский путь, как выше было говорено, направляется осенью, зимой, да, вероятно, и весной, по сухому плесу описываемой реки; летом же по береговой тропинке. Однако в летний период здесь почти не ходят, ибо тогда жара в этой местности нестерпимая и леса кишат мошками, комарами, оводами, клещами, скорпионами и тарантулами – настоящий ад для путника. Говорят, что даже звери в это время укочевывают в пески, чтобы избавиться от невыносимых насекомых.

Животная жизнь на Хотанской реке (как и во всей котловине Тарима) бедна разнообразием видов. Из млекопитающих здесь держатся: марал, тигр, дикая кошка, кабан, лисица, волк, хара-сульта [джейран] (редко), заяц (Lepus n. sp.?), степная крыса (Nesokia brachyura n. sp.), песчанка (Gerbillus Przewalskii n. sp.) и мышь (Mus Wagneri). Из оседлых птиц найдены: фазан (Phasianus insignis), саксаульная сойка (Рodoces biddulphi), саксаульный воробей (Passer stoliczkae), дятел (Picus leptorrhynchus), Rhopophilus deserti и черная ворона (Corvus sp.); из птиц пролетных несколько чаще встречались нам лишь славка (Sylvia minuscula), черногорлый чекан (Saxicola atrigularis) и черногорлый дрозд (Turdus atrigularis). Из пресмыкающихся найдены были два вида ящериц (Phrynocephalus axillaris, Eremias velox?) и один вид змей (Tropidonotus hydras). Рыбы вовсе не было даже по уцелевшим от летней воды омуткам.

Окрестности той же Хотанской реки представляют собой песчаную пустыню, протянувшуюся к западу до р. Яркендской, а к востоку до Лоб-нора и нижнего Тарима. В этой пустыне, как уже было говорено в девятой главе настоящей книги, встречаются остатки древних городов и оазисов. По Хотан-дарье такие остатки чаще попадаются на восточной ее стороне и еще более по соседней Кэрийской реке, прежнее русло которой тянется отсюда на расстоянии 5–6 дней пешей ходьбы. Местами, как говорят, встречаются уцелевшие сакли, с провалившимися от тяжести нанесенного песка потолками; изредка попадаются даже древние кумирни, с глиняными, иногда вызолоченными идолами; случается также находить золото и серебро – последнее в плоских слитках, формой своей похожих на верблюжью лапу; наконец, говорят, что в трех днях пути к востоку от лежащего на низовье Хотан-дарьи урочища Янгуз-кум стоит в песках целый город Талесман, а в двух днях пути к востоку от урочища той же реки Кызиль-кум находится обширное ключевое и поросшее тростником болото Яшиль-куль, которое случайно будто бы отыскал заблудившийся охотник, но вторично затем найти уже не мог. [1044]Эти сведения, конечно, большей частью вымышленные, или, в лучшем случае, порядком преувеличенные, доставляются искателями воображаемых богатств, ежегодно отправляющимися зимой в пески из Хотана, Кэрии и других оазисов. Ходят иногда до сотни человек или даже более. Ориентируются, как было в девятой главе говорено, втыкая по временам шесты на более возвышенных песчаных холмах. В самых песках, по словам тех же искателей, растут кое-где туграковые деревья (вероятно, есть кустарники), и нередко встречаются котловины, в которых можно неглубоко достать воду. Из животных попадаются довольно часто дикие верблюды, обыкновенно небольшими партиями от 5 до 7 голов.

Наш здесь путь. Выйдя на Хотан-дарью, мы направились вниз по ней береговой тропинкой, то довольно наезженной, то чуть заметной – где эта тропинка вновь проложена для обхода береговых размывов при высокой летней воде. То же самое встречалось и на Юрун-каше вниз от Тавек-кэля. Вообще от названного оазиса до восточного мыса гор Мазар-таг, или немного далее, итти с караваном было затруднительно, раз, по самому характеру местности, а во-вторых, по случаю непрекращавшихся дневных жаров. Последние, несмотря на вторую половину сентября, день в день стояли около 25 °C и выше в тени; при ясном теперь небе солнце жгло как огонь в здешнем крайне сухом воздухе. Ради такой жары множество еще было комаров, невыносимо все время нас донимавших, и клещей, которые кучами впивались в голые пахи верблюдов. Можно себе представить, каково бывает здесь летом для проходящих путников. Недаром один из них излил свою скорбь в надписи, виденной нами на обтесанном стволе туграка. Эта надпись категорически гласила: «Кто пойдет здесь летом в первый раз – сделает это по незнанию; если вторично отправится – будет дурак; если же в третий раз захочет итти – то должен быть назван кафиром [1045]и свиньей». К счастью, перепадавшие уже теперь небольшие ночные морозы давали возможность хорошо отдохнуть ночью, хотя, с другой стороны, слишком резкие переходы к высокой дневной температуре могли невыгодно отзываться на здоровье.

Местами, как и на нижнем Юрун-каше, попадались нам следы весенних пожаров, которые, вероятно, производят пастухи для лучшего роста новой травы; вместе с посохшей ветошью иногда горят кустарники и туграк. Однако теперь пастухов здесь еще не было; только кое-где встречали мы одиночных охотников, которые приходят сюда за маралами и для ловли в капканы лисиц или волков. Другие же специально занимаются ловлей хищных птиц – ястребов и соколов. Для этого на открытом песчаном плесе реки делается из невысокого тростника небольшая (3–4 фута в диаметре) круглая загородка; тростник втыкается в почву нечасто и притом несколько наклонно внутрь круга. Затем снаружи обтягивается тонкая сеть, прикрепленная к земле; верхнее же отверстие остается открытым. В средину такой ловушки привязывается для приманки белый голубь, [1046]которому насыпается здесь же и корм. Голодный пролетный хищник, заметив приманного голубя, бросается на него сверху и запутывается в сетке. Охотник ставит несколько таких ловушек и в течение дня раза два-три их осматривает. На Хотан-дарье подобным способом всего больше ловят ястребов-тетеревятников (Astur palumbarius); возле же Хотанского оазиса чаще, как говорят, попадаются соколы. Тех и других обучают, после поимки, для охоты на зайцев и продают любителям. Вообще охота этого рода еще достаточно развита в Восточном Туркестане. Больших ловчих птиц, именно беркутов, ловят на пролете в горах в капканы, обвернутые войлоком, чтобы не повредить ногу хищника; приманкой служит кусок мяса.