Фрэнк Шрейдер - Ля Тортуга. От Аляски до Огненной Земли

21 июня 1954 года началось наше второе путешествие в Южную Америку, на этот раз от Серкла. В нескольких милях к югу от города, на Орлиной вершине, клонился к закату самый длинный день года. Холмистая, безлесная тундра была окутана розовой дымкой, пурпурные полосы рассекали небо, и оранжевое солнце широкой плавной дугой скользило вниз. У самого горизонта оно начало двигаться горизонтально. Затем гигантский шар на мгновение коснулся края земли и тотчас же стал снова подниматься. Сумерки, ночь и рассвет слились здесь воедино; вчера превратилось в сегодня, не отделенное ночной темнотой. Но вот полночное солнце Аляски вновь поднялось над горизонтом, и настал день 22 июня — седьмая годовщина нашей свадьбы. Элен было двадцать восемь, мне — тридцать, а Дине — семь лет.

К югу от Серкла шоссе Стиз в сторону Фэрбенкса шло той же дорогой, по которой возили почту в те времена, когда собачьи упряжки были здесь единственным средством передвижения. Покосившиеся земляные крыши старых придорожных бревенчатых домов, где некогда останавливались старатели по дороге на золотые прииски, за шестьдесят лет обросли густой травяной шевелюрой; теперь здесь туристам подают горячие пироги с ягодами. Неподалеку от Фэрбенкса торчали драги; они сидели точно гигантские жабы и оскверняли девственную природу бородавками отвалов.

От Фэрбенкса дорога вывела нас в более зеленые края; желтоватая краснота тундры уступила место мерцающей серебром листве ивовых рощ; в болотистых озерах среди желтых кувшинок плескалась какая-то рыба. Мы пересекли границу Аляски с Канадой почти двадцать месяцев спустя после той минуты, когда вышли из транспортного самолета и закутались в солдатские парки. За это время мы полюбили дикую красоту Аляски и научились чувствовать ее притягательную силу; теперь мы были так влюблены в эту землю, как только техасцы любят свой Техас.

У стремнины «Белая лошадь» мы в последний раз увидели великий Юкон. Ниже клубящихся порогов на берегу гнили отжившиё свой век древние колесные пароходы. Некогда гордость Юкона, они теперь никому не нужны: их заменили гидросамолеты.

На дороге часто попадались столбы с указателями, но у озера Ватсон скопилось великое множество надписей; это была память о днях, когда магистральное шоссе здесь только строилось. Тысячи людей совместными усилиями построили его во время второй мировой войны за рекордный срок — восемь месяцев. И вот, видно тоскуя по родному городу, кто-то поставил знак, указывающий дорогу домой, а другие последовали его примеру. Единственный столб, словно гигантская подушечка для булавок, был утыкан стрелками, повернутыми во все стороны света. К десяткам указателей мы прибавили и свою яркую желто-красную дощечку с надписью: «Мыс Горн, 17 000 миль».

Пока я наслаждался возможностью сгибать колено и со страхом ворочал ногой, Элен лавировала среди ухабов на широкой, покрытой гравием дороге, стараясь держаться поближе к обочине и пропускать легковые машины и грузовики, которые торопились больше нас. На прямой дороге я сменял ее у руля, но большую часть пути бездельничал, наблюдая, как проносятся назад купы деревьев — ольхи, осины и изредка американской лиственницы, насколько их можно было разглядеть в вихрях пыли. Когда дядя Сэм переселял на Аляску фермеров из Даст-Баул [3] Даст баул (dust bowl) — миска с пылью (англ.) . , он, видно, привез вместе с ними всю пыль и использовал ее для покрытия здешнего магистрального шоссе.

Изредка налетает дождь, дает передышку от пыли и возвращает яркость огненным фуксиям, окаймляющим дорогу. Магистраль заканчивается пшеничными полями, окружающими суетливую пристань Даусона. Поворачиваем на юг, в хвойные леса по дороге к Принс-Джорджу. Дорога вьется по глубокому каньону реки Фрейзер, перерезающему край, деревья становятся все крупнее, подъемы круче; так мы добираемся до Ванкувера и пересекаем границу США.

Волны Тихого океана тяжело бьются о скалы утесистых берегов Вашингтона, Орегона и Калифорнии, заполняя пеной каждую расщелину. Элен молчит, но я знаю, о чем она думает. Каково-то будет там, в волнах? Неужели наш джип действительно сможет идти по воде?

Оказывается, собрать джип труднее, чем разобрать: за три года я уже забыл что к чему. Мы начали с самого простого: выволокли корпус из-под дерева, где он собрал три урожая скорлупы от грецких орехов, тщательно сбили ржавчину, заварили дыры, выправили вмятины, прочистили все песком и покрыли изнутри слоем сурика, предохраняющего от ржавчины. Затем при помощи сотен деталей и тысяч болтов, рассыпанных на полу прекрасно оборудованной мастерской моего тестя, мы решали головоломку под названием «Как загнать в бутыль кораблик, или как засунуть джип в пятнадцатифутовую лодку». Когда все детали были пригнаны, внутри джипа стало меньше места, и мне пришлось сделать поправки к своему заявлению, что, пока нога окрепнет, я успею отремонтировать машину. Надо было добавить: «Если Элен всегда будет рядом, чтобы извлекать меня из сложнейших положений в кузове или из-под капота».

К концу шести недель джип выглядел так, словно он только что сошел с конвейера Форда. Сконструированный в спешке военных лет, он оказался гибридом. От стандартного джипа были взяты двигатель, шасси, рулевой механизм и шестиступенчатая коробка передач. Валы к переднему и заднему ведущим мостам проходили через отверстия в корпусе, защищенные надежными резиновыми уплотнителями. Мосты подвешены на рессорах, закрепленных с наружной стороны корпуса. Гребной винт, трюмная помпа с приводом, лодочный руль, соединенный тросами со штурвалом, и лебедка превращали джип в лодку. При движении на суше или на плаву по спокойной воде воздух для охлаждения двигателя поступал спереди, через люк носовой части палубы, а выходил через небольшие лючки, находящиеся по обе стороны ветрового стекла. При волне все три люка можно было закрыть изнутри с места водителя. Тогда воздух из кабины по сложной системе проходов поступал к радиатору и затем выходил наружу через специальный люк позади ветрового стекла. В целом это была толковая тележка, но с некоторыми неприятными повадками. Морские джипы первоначально предназначались для командования эскадрильей своих больших сестер — амфибий-уток, но многие офицеры отказывались ими пользоваться, так как всегда приходилось замыкать колонну и командовать, находясь в арьергарде. Джипы оказались не только медленнее уток на ходу, но имели еще скверную привычку вдруг идти ко дну при малейшей ряби. Поэтому их перестали выпускать после первых нескольких тысяч штук.