И Кучумов - Англичане едут по России. Путевые записки британских путешественников XIX века

В Казани также жили преподаватель английского языка и политэконом-фритредер [149].

Вернувшись в гостиницу, я узнал, что у нас все готово к отъезду. Мы запаслись большим количеством провизии: хлебом, сыром (чеширский в Казани тоже продается), холодными цыплятами, шоколадным печеньем, чаем, сахаром, вином, коньяком и т. д., ибо в дороге можно будет раздобыть лишь немного скверного ржаного хлеба.

Около шести часов вечера 9 сентября мы покинули Казань. Шел холодный дождь, какой обычно бывает в Англии в ноябре, наш экипаж ехал по довольно сносному по русским меркам Большому Сибирскому тракту. Представьте себе прорубленную в лесу великолепную широкую просеку примерно в 70–80 ярдов шириной. В середине ее находится собственно дорога, так называемый Большой тракт, – полоса земли шириной примерно 30 ярдов, существующая в том виде, как заблагорассудится ей и погоде – твердой или мягкой, ухабистой или ровной. Кое-где в ней виднеется узкая, изъезженная колея, петляющая мимо кочек, впадин, камней и трясин и обозначающая путь для водителя. По обе стороны дороги имеется открытое пространство, предназначенное для того, чтобы путешественник заранее успел увидеть своего врага, будь то человек или зверь. Везде, где есть открытая местность, и даже лесные просеки, по обеим сторонам тракта посажена двойная линия берез. Довольно высокие, они даже на ухабистой дороге радуют глаз и резко контрастируют с сибирской сосной (Pinus Picea) и елью (Abies). За этими деревьями едва различимы очертания куполов и шпилей русских церквей. Мосты состоят из уложенных поперек балок бревен, которые едва обтесаны и не выровнены, поэтому проезжающий по ним экипаж сильно трясет. До Малмыжа [150], расположенного в 138 верстах к северо-востоку от Казани, тянутся возделанные поля, а потом дорога идет через обширные вятские леса – самые красивые и замечательные на всем этом пути.

Организация пассажирских перевозок на Большом Сибирском тракте за исключением шоссейных дорог – самая лучшая в России: лошадей и возничих здесь много, и они бойкие. Ямщик старается как можно быстрее доставить своего клиента до следующей почтовой станции, и делает это от души, поскольку состоит на государственной службе и поэтому уверен в завтрашнем дне. Он сутками находится в пути, в хорошую погоду или в ненастье. Чтобы не заснуть, возничие поют по ночам, они разговаривали со своими лошадьми, называя каждую по имени, когда в бурю мы мчались через лес или степь, кутаясь в свои меха, и молча сидели на корточках в укромном уголке тарантаса, едва сдерживаясь, чтобы не выругаться. Не раз, когда ветер и снег покрывали лошадей и кучера чем-то вроде ледяного панциря, ямщики, прибыв в конечный пункт, смеялись над этим от души, словно дети. Этих людей часто унижают путешественники, которым претят их глупость, упрямство, мошенничество и безрассудство, но, признаюсь, что из почти трех сотен, а то и более ямщиков, с которыми мне пришлось иметь дело в России, было не более полдюжины тех, которыми я был недоволен. Путешественнику не стоит требовать от них ни ума, а тем более утонченных манер – качеств, которые можно приобрести только в цивилизованных и образованных странах, но они прекрасно знают свое дело, охотно берут «на чай» и «на водку», однако на службе всегда бывают трезвыми. За все время мне повстречались лишь два пьяных в стельку ямщика, но даже с ними я добрался до ближайшего пункта без происшествий. Когда им одалживаешь в ненастье перчатки или какую– нибудь накидку, их лица словно озаряются снизошедшим благословением, но они никогда не присваивают эти вещи себе, хотя в России воруют на каждом шагу.

К сожалению, в пути ямщики совершенно не заботятся ни о ваших костях, ни повозке. Тронувшись с места, они сразу же переходят на кентер [151], который может быстро превратиться в галоп. Колеса начинают жужжать и, если дорога ровная, то езда будет легкой, однако, за исключением степей, трасса чаще всего состоит из ухабов и грязи. Вскоре на пути появляются маленькие речушки с хлипкими мостиками. Передние колеса стучат по бревнам, ваши ноги совершают маленькое «voyage autour de la voiture» [152], мелкая кладь с провизией скачет, и когда на мостик въезжают задние колеса, начинают стучать уже ваши зубы, конечности становятся неуправляемыми, сердцебиение учащается, а голова бьется о потолок повозки.

Перед выездом из Казани нам сообщили о нескольких недавних нападений на чиновников с целью грабежа и поведали о множестве иных подобных историй. Надо сказать, что пока мы ехали на восток, нас только этим и пугали, и лишь на обратном пути, в Рязани, эти рассказы прекратились. Одни советовали нам прервать путешествие, другие – передвигаться исключительно днем, третьи – держать при себе оружие, четвертые просто излагали подробности того, как едва сумел спастись кучер, кого-то зарезали и т. д., словно это могло нам помочь! Однако за все время нашего путешествия мы ни разу не попали в такие истории, поэтому желающие повторить наш опыт могут не опасаться, но все же должны держать ухо востро! При нас всегда были револьверы, и мы всячески давали знать, что они не только заряжены, но и находятся в опытных руках. Для тренировки и ради забавы мы палили во встречавшихся на пути, особенно вблизи селений, многочисленных ворон и сорок, но обычно наши пули летели мимо. Однако всякий раз, когда нам выпадала удача, ямщик благодарил своего святого или Пророка – в зависимости от того, был он христианином или магометанином, – что англичанин не попал в него. Молва о нашей удали неслась впереди нас, обрастая всяческими фантазиями, но была ли от этого нам польза? Безусловно, все штатские пассажиры в России имеют при себе оружие, но эти тяжелые дробовики, ржавые сабли и старинные пистолеты вряд ли спасут в трудную минуту.

Несмотря на тряску, которая сначала казалась невыносимой, езда по этим лесам представляла собой невероятное зрелище – темные вершины сосен четко выделялись на фоне неба и сутками неслись за нами бесконечным кортежем. Было холодно и мрачно, ведь эта дорога шла в Сибирь. Солнце не показывалось уже пару дней, но по ночам луна иногда пробивалась из облаков, демонстрируя величие тьмы. Временами наш прерывистый сон – а мы спали по очереди, и первое время больше дремали, – прерывали багровые отблески и яркие вспышки над деревьями, словно наш тарантас мчался по центрам английской металлургии или вблизи озера и жерла Аверны [153]: это полыхали лесные пожары. Вскоре наступило серое промозглое утро и показалась длинная вереница оборванцев, бредущих вдоль двойного ряда берез туда же, куда ехали мы. Понимая, кто это, мы все же с трудом верили, что являемся свидетелями этого печального, странного и, казалось бы, исчезнувшего явления. Подъехав к почтовой станции, мы обнаружили рядом с ней обнесенное частоколом здание, в котором эта толпа недолго отдыхала и принимала подаяние от сочувствующих. Согласно официальным данным, ежегодно десять тысяч человек следуют по этому пути, и четверть их находит на нем свое последнее упокоение, так и не дойдя до цели.